Обнаженные мужчины

На сцену выходит женщина с коробкой, полной различных предметов. Она ставит коробку в угол. Я догадываюсь, что это Лора. Ее не объявили, но так как она начинает танцевать, то это, должно быть, она. Одета она довольно обычно (я имею в виду – вообще, а не для танцев): на ней сапоги и свободного покроя куртка, а не особый сценический костюм. Лишь цилиндр не вяжется с остальной одеждой; цилиндр закреплен резинкой под подбородком, чтобы не падал, когда она начнет танцевать. Лора недурна, только рот немного кривоват. Она крутится, подскакивает, поднимает руки. Я сразу же вижу, что танец у нее любительский: вот так может танцевать банковский служащий у себя дома, когда его никто не видит. Фокусы еще не начались. Она подпрыгивает, бьет чечетку. Она вытаскивает из сапога цветок и с торжествующим видом поднимает его вверх, и я, не веря себе, понимаю, что это, должно быть, и есть фокус. Я озадачен. Она еще немного бьет чечетку, исполняет танец живота, слегка подпрыгивает и извлекает из-под куртки маленького игрушечного кролика. Я изумлен. Еще немного поскакав, она делает прыжок, кружится, вскидывает ногу и вынимает изо рта большой белый шарик – это объясняет, отчего ее рот казался кривым. Теперь она выглядит гораздо привлекательнее. С победным видом она поднимает блестящий влажный шарик, демонстрируя его публике. Это ужасно. Я стараюсь сдержать гримасу. Она хлопает в ладоши, хлопает себя по бедрам, размахивает руками, поворачивается на каблуках и извлекает из второго сапога палочку, которая, надо думать, выдается за волшебную. Она бешено размахивает этой палочкой – сначала так, словно это лассо, потом, что более уместно, подражая колдуньям. Повернувшись на несколько секунд спиной к аудитории, она что-то там делает. Потом снова поворачивается к нам лицом, и (вуаля!) – на ней очки. Ее эффектная поза дает нам понять, что она только что закончила свой четвертый фокус, если только не считать фокусом извлечение палочки из сапога, – в таком случае этот пятый. Однако пытаться определять ее фокусы – утомительное занятие, надо отдать ей должное.

Не полагаясь на собственное суждение, я наклоняюсь к Генриетте и шепчу:

– Я не понимаю.

– Тут нечего понимать, – отвечает она шепотом.

– Это весьма необычно. Она имеет большой успех?

– Нет.

– Тогда как же она получила здесь работу?

– Прежде всего, связи. Клуб принадлежит другу ее отца. Кроме того, насколько я понимаю, танец компенсирует посредственные фокусы.

– Танец? Но это… это так же проблематично, как и фокусы.

– Ну, значит, фокусы компенсируют недостатки танца.

– Правда, общее впечатление неплохое, – лгу я. – Недостаточно профессиональные фокусы и танцы очень хорошо сочетаются.

Впервые Генриетта от души смеется моей остроте и смотрит на меня с интересом, прищурившись. Желая выжать все, что можно, из своей остроумной идеи, я добавляю:

– Вот на что нужно смотреть: на целое. – Правда, при этом высказывании Генриетта не корчится от смеха.

Вернувшись на сцену, Лора вынимает из коробки теннисный мячик и, держа его в руке, поворачивается спиной к залу, а когда ее лицо снова обращено к нам, она вытягивает вперед руку, которая – о чудо! – пуста. Мне хочется залезть под стол от стыда за нее. Она снова начинает подпрыгивать, трясет головой, поводит плечами, машет палочкой. Достает из коробки оранжевую конфету в прозрачной обертке. Она разворачивает конфету, сует в рот и показывает публике пустые руки, в то время как фантик опускается на пол. Это невыносимо. Она трясет головой, качает бедрами, шевелит пальцами, хлопает полами куртки, словно крыльями, округляет спину, шаркает ногами, движется зигзагами. Она снимает цилиндр, извлекает какую-то мягкую игрушку, эффектным жестом поднимает ее. Это смехотворно. Я с трудом выдавливаю улыбку. Она сгибает ноги, крутится и дергается, как будто ей в брюки забрались муравьи, встряхивает волосами, приседает, выпрямляется, вынимает из рукава нож. Я думаю: о боже, может быть, она сделает что-нибудь традиционное – например, проглотит его.

Но нет, она бросает его в коробку на полу. Берет из коробки горсть белого порошка, энергичным жестом протягивает палочку, словно творя заклинания, и швыряет белый порошок в направлении палочки, которая, слава богу, не нацелена на публику. Она творит множество порошковых заклинаний во все стороны, как колдунья. И вдруг кланяется, и волосы падают ей на лицо. Это красиво – волосы у нее прекрасные.

Ей очень сдержанно хлопают. Было бы невозможно хлопать с еще меньшим энтузиазмом, но меня удивляет, что ей вообще аплодируют. Молодой человек за соседним столиком хлопает кончиками двух указательных пальцев, к удивлению своей спутницы. Представление длилось самое большее десять минут. Лора снова кланяется и исчезает за сценой.

– И давно она этим занимается? – спрашиваю я.

– Несколько месяцев. Думаю, четыре или пять.

– Как она зарабатывает на жизнь?

– У нее богатая семья. Она дает представления не ради денег, и не ради того, чтобы иметь успех. Она занимается этим ради респектабельности.

– Каким же образам, по ее мнению, это придает ей респектабельность?