Обнаженные розы

Со своей перебинтованной рукой она выглядела ещё более несчастной, удрученной.

Она в состоянии мрачной апатии, молча, покорно шла за врачом, что вел её под руку.

Шмелина смотрела только себе под ноги.

Выглядела она такой бедной и безучастной ко всему, и в том числе к самой себе.

И во всём это был виновен один, или несколько человек, прячущихся под прозвищем «Романтик».

Анну провели в одну из палат. Мы вошли следом.

Хирург утверждал, что Шмелиной нужна срочная психологическая помощь, и сейчас лучше её не трогать.

Но Стас и Аспирин настояли на разговоре.

И хотя мне было несказанно жаль Аню, я была на их стороне.

Нам нужно торопиться.

Стас, Аспирин и я, все мы понимали, что Збруев и Ковальчук могли действовать не одни.

И, что сделает их сообщник или сообщники, когда узнает, что они оба мертвы?

Правильно! Попытается отомстить.

Самым, возможным, максимально осуществимым жестоким, зверским способом.

В этом даже сомневаться не приходилось!

Шмелина, на удивление спокойно, и даже с какой-то готовностью отреагировала на предложение рассказать, как всё было.

Но, я приняла решение избавить бедную женщину от возможности переживать всё, что она переживала до этого.

Я просто подошла к её кровати, осторожно села на краешек и взяла её за руку.

Я мгновенно ощутила навевающий, мощный поток её воспоминаний.

И позволила ему захватить меня.

Откуда-то издалека ещё успел донестись удивленный возглас Аспирина...

Первым, что я увидела было то самое место в коридоре, на втором этаже, где Демид Хазин убил Михаила Трегубого, а после совершил суицид.

Сейчас здесь стелилась размеренная, остывающая и робкая тишина.

Стена, где висели фотографии и вырезки из газет опустела.

Их не было и на полу. Ни одного осколка стекла или обломка от рамы.

Ничего.

Через окна комнат, в коридор на втором этаже вплывал блекло-желтый солнечный свет.

Я заглянула в одну из комнат.

Тут, судя по всему был маленький такой спортзал, с тремя тренажерами и прочим спортивным инвентарём.

На стенах я заметила несколько десятков спортивных плакатов и фотографий разных боксёров из разных десятилетий нынешнего и прошлого века.

Я услышала шаги, раздавшиеся снизу, на первом этаже.

Я оглянулась. По лестнице поднялась Анна Шмелина.

Она несла в руках моющее средство и большую губку.

В коридоре, на том самом месте, где было совершено убийство и само убийство, она встала на колени.

Я только сейчас заметила, что на полу темнели несколько крупных коричневых пятен.

Засохшая кровь Хазина и Трегубого.

Аня набрызгала моющего средства на губку, и принялась с ожесточением оттирать кровавые пятна, въевшиеся в покрытие пола, на втором этаже.

Воспоминание сменилось.

Вечер. Уже серели сумерки. Ветер шелестел в листве обильно растущих вокруг деревьев.

Слабыми, яично-желтыми огоньками светили редкие, уличные фонари.

Анна стояла перед серым домом с пристройкой, и с меланхоличным лицом рассматривала окна здания.

Она рассматривала дом, так словно пыталась смириться с тем, что теперь она живёт здесь.

Я видела, с каким усилием она пыталась свыкнуться, что её жизнь теперь резко измениться.

Она была облачена в легкое василькового цвета летнее платье, из-под которого вперед выступал заметно увеличившийся живот.

Но он был еще не очень большим. Как и срок её беременности.

Шмелина вдруг тепло, нежно улыбнулась, опустив взгляд вниз, с неподдельной любовной лаской погладила его.

-Теперь мы будем жить здесь, моя зайка.-проговорила Аня с искренним, трепетным обожанием.

Она вздохнула. Ещё раз взглянула на дом, и убирая рук от живота, добавила:

-Это наш дом, милая. Только ты и я, мой зайчик. Обещаю, тебе здесь понравиться... У тебя будет просто великолепная детская комнатка... А по вечерам мы с тобой будем читать книжки или смотреть мультики. Потом, может быть заведем собаку или кошку. Кого ты захочешь, моя крошка.

Она выглядела такой радостно, счастливой и любящей, когда говорила со своей дочкой.

И в её словах, в её улыбке выражалась хрупкая, боязливая надежда на то, что впереди их вдвоем ждет только лучшее.

Аня очень хотела верить, что им с дочкой предназначена долгая, полная счастливых лет и радостных событий жизнь.

Было видно, как она пытается себя заставить забыть, поверить... Начать всё с начала. Начать жить по-другому, иначе. И забыть... Забыть! Забыть! Забыть, всё, что было до этого... Забыть весь тот, пережитый кошмар. Забыть его... Забыть Демида. А может и Михаила. Так будет проще.

Она с мечтательной улыбкой, погладила живот. Так будет проще им обеим.

Шмелина вздохнула.

-Теперь все будет по-другому. -проговорила Аня с уверенностью.

Затем она вернулась к стоящему рядом с изгородью, чёрному Прадо.

Достала из автомобиля пару сумок. Они не были тяжелыми. Кажется, там была одежда, или что-то другое, достаточно легкое.

Аня вошла в дом, поставила сумки у входа. Затем вернулась, завела автомобиль в гараж, рядом с домом и снова вернулась внутрь дома.

Я видела, как она прохаживается по комнатам, осматривает кухню, камин, веранду.

Она переехала совсем не давно. Это было видно по обилию коробок во всех комнатах и обтянутой пленкой мебели.