Я родился во время войны в Шанхае. Японцы бомбили город, и все люди ушли. Моя мать была в больнице, но все врачи и сестры тоже ушли, и поэтому моя бабушка помогла мне появиться на свет. Затем мы сразу же отправились на судно, которое должно было доставить нас в Гонконг. Судно затонуло. Мы все пробыли в воде целых четыре дня. Наконец, мы были спасены и доставлены в лагерь беженцев. Через несколько дней мы отправились на юг Китая от одной деревни к другой. Мои братья и сестры и я, мы были счастливы, так как действительно могли жить, как китайские крестьяне, на природе. Подрастая, я впитывал в себя довольно много от земли и образа жизни простых людей. Одна из вещей, связывающих нас как людей, - это простота и близость к природе, потому что мы все можем воспринимать и ощущать это единство. Если бы я жил в Шанхае, то я, вероятно, был бы очень западным. Когда я учился в средней школе на Тайване, я стал очень западным. Я слушал все американские шлягеры, носил голубые джинсы и пестрые рубашки и ездил на мотоцикле. Все с запада доставляло удовольствие и было окружено таинственностью. Я смотрел все американские фильмы и, естественно, должен был уехать в Америку.
Когда я приехал в эту страну, мне было 16 лет и я не знал хорошо английский. Я ринулся в один из американских колледжей и хотел непременно быть американцем, полный желания прижиться в этой стране. Я забыл все, что узнал на Востоке, и хотел только достигать, достигать и достигать. Я закончил школу. Я сдавал экзамены в одном из лучших концертных залов и был одобрительно встречен критикой. Я стал выступать, много работал, подстегивал себя в ущерб телу, пытаясь вписаться в стандарт, на котором по моему тогдашнему мнению должен быть танцор. Я занимался по десять часов в день, и только работал, работал, пока мое тело не сдало. Мое тело болело, и, как большинство танцоров в этой стране, я мучился с коленями, бедрами и щиколотками. Я снова постоянно твердил себе, что должен стать лучше, если буду так много работать. Я стискивал зубы и говорил: «Ты же знаешь, это часть игры. Мы должны страдать. Мы артисты... никто не понимает, как мы страдаем». Очень печальная манера говорить, что ты должен чего-то достичь.
Я полагаю, большинство из нас думают, что мы должны так тяжело работать, чтобы достичь чего-то такого - стать тем, кем, как ты думаешь, ты хочешь стать, или кто-то когда-то давно сказал, кем ты должен стать. Затем ты достигаешь этого и обнаруживаешь, что это совсем не то, что ты хотел, почва уходит из-под ног и ты не знаешь, что ты делаешь. Однажды мне стало ясно, что я не получу никакой отдачи от всех этих устремлений, жажды достижений и стяжательства. Я не чувствовал никакого возврата энергии.
В то время я продолжал идти вперед, благодаря только лишь творческому началу в моей профессии танцовщика. Я начал создавать танцы и заметил, что по-настоящему содержательными были
Я был приглашен на танцевальный фестиваль Якоба Пиллоу в Массачусетсе, где состоялся мой дебют сольного танцора. Фестиваль очень известен и важен:, если танцуешь на нем, то ты добился внимания публики. Тед Шон, тамошний директор, автоматически объявил меня: «Ал Хуан, китайский танцовщик». Я был глубоко оскорблен. Я сказал: « Что вы имеете в виду - китайский танцовщик? Я не исполняю народные танцы. Я не исполняю легкомысленные танцы. Только потому, что я китаец, я не танцую китайские танцы. Я не хочу, чтобы люди принимали меня из-за того, что я буду танцевать с фонарями, с лентами и тому подобное. Я показываю себя, себя и только себя!» Меня волновала жажда признания. А через некоторое время я понял: « Что же это? В чем различие? Я защищаюсь от китайской части во мне, может быть, потому, что все еще не могу отождествить себя с этой страной, не осел здесь? Может быть, это и есть причина».