Если ты движешься под музыку или какой-либо ритм, важно, чтобы ты сделал ритм частью самого себя и соотносился с ритмом, чтобы ты работал
Музыканты сказали, что им понравилось ощущение от того, что они в середине, вместо того ощущения, которое есть, когда люди являются зрителями, которые в действительности не с ними. Я понимаю это, потому что, когда я танцую на сиене, есть свет рампы и люди сидят и смотрят. На Западе мы ходим в театр, чтобы посидеть в удобном кресле и посмотреть на сцену, на которой выступающий показывает нечто необычное. Это так называемая эстетическая дистанция в театре. Ситуация «четвертой стены». Это так, как будто тебе разрешено подглядывать в замочную скважину, пока ты в театре. Ты знаешь - то, что ты видишь, не происходит по-настоящему: это всего лишь актерская игра; если на сцене умирает актер, ты можешь оценить, оставаясь приятно безучастным.
На Востоке не придается большой ценности подчеркиванию дистанции. Если актер умирает на сцене, он воспроизводит все движения умирающего и потом просто встает и уходит - и это принимают. Исполнитель поет песню, и в середине ее приходит рабочий сцены и приносит ему чашку чая. Исполнитель лишь поднимает свои длинные рукава, чтобы прикрыть рот, пока он отпивает. Затем он отдает рабочему чашку и продолжает песню.
Это честнее и спонтаннее, чем то, к чему привыкло здесь большинство из нас. В противоположность торжественной атмосфере большинства театров на Западе китайский театр непринужден и доставляет удовольствие. Позади каждого зрительного места находится чайная чашка. Постоянно вокруг ходят уличные торговцы и продают чай и еду. Полно горячих полотенец, чтобы не дать вам задремать. Люди едят и щелкают семечки дыни, пока дети носятся вокруг и висят на краю сцены. В этом больше от живой ситуации отдачи и приема. Нет твердо установленного времени для рукоплесканий.
Если исполнители хороши, зрители поют вместе с ними и приходят в восторг. Если актеры не хороши, зрители выражают недовольство и швыряют на сцену различные вещи. Все китайские пьесы передавались столетиями. Все точно знают, что произойдет. Конец не является тайной. Показываемые истории фантастичны и преувеличены. Зрители и исполнители настолько сроднились с ними, что и те и другие каждый раз вновь воссоздают самое существенное и позволяют ему ожить. Никто не претендует на то, что этого никогда не было. Таково принятие того, что под солнцем действительно нет ничего нового. Исполнитель не ведет себя самонадеянно и не говорит: «Я изобрел это». А зрители не говорят: «Только я воспринимаю это так».
Я охотно смотрю, как работает группа музыкантов. Те из вас, кому нравится джаз, знают, что джазовые музыканты понимают Тай-цзи. Они знают, как импровизировать вместе. Они по-настоящему поддерживают посредством своей музыки общую беседу. В китайском театре музыканты и исполнители тоже в гармонии друг с другом. Барабанщики очень точно следуют движениям и жестам исполнителей, воплощая их в звуках. Их дыхания сливаются.
Если в этой стране в балете танцуют с оркестром, то дирижер руководит, а танцоры стараются следовать музыке. Обычно танцоры репетируют с магнитофонами и, таким образом, знают, сколько тактов они должны протанцевать. Но иногда они получают нового дирижера и не имеют достаточно времени для репетиций. Тогда они находят темп изменившимся, а так как они не могут приспособиться, то результат смешон. С этой проблемой ты сталкиваешься, если
Большинство людей, которые идут на концерт, только слушают и входят в свой собственный транс. Я всегда удручен, когда вижу помещение полное интроспективных людей, потому что отсутствие направленности вовне приводит к разобщенности и отчуждению. Мы должны открывать себя музыке, чтобы в результате мы чувствовали, как приятно переживать то, что в действительности происходит с нами и вокруг нас.