Обними меня

— Себ догадался, — снова разворачиваюсь к ней.

— Кристиан сказал, что брат тоже в этом же доме был.

— Да, так и подумали, — возвращаюсь к девушке и сажусь на край кровати, — что-то про то, что два раза в одном месте искать не будут.

Снова беру ее за руку и смотрю в глаза. Между нами словно стена. Вроде и говорим о важном, но как будто на официальном приеме: холодно и вежливо.

— Говори уже, — Эстер не отводит взгляд и спокойно смотрит на меня. Меня словно изнутри дрожью пробивает.

Так смотрят, когда готовы ко всему и спокойно встречают свою судьбу. Ты там с чем смирилась, детка? Что себе напридумывала? А потом меня осеняет, что она может не смирилась, а решилась. Решилась уйти от меня и окончательно разорвать отношения. Сглатываю.

— Очень за тебя испугался, — говорю честно, — готов был землю рыть, когда Оливер мне позвонил и сказал, что Нильсон сбежал из тюрьмы, а ты перестала отвечать.

Эстер ещё пару секунд выдерживает взгляд, а потом закрывает глаза и я вижу, как из уголка стекает слеза.

Блядь. Внутри все ухает вниз. Беру в руки ее лицо и наклоняюсь.

— Эстер, что такое? Что-то болит? Врача позвать?

Она молчит и только крутит головой из стороны в сторону. Я теряюсь, как и всегда при виде женских слез. Что делать не понимаю, но Эстер мне помогает. Присаживается на кровати и тянется за объятиями. Прижимаю к себе крепко, глажу по голове.

— Мне было так страшно, Йен, так страшно, — она отстраняется, вытирает мокрые глаза и всхлипывает, — он совсем неадекватный. Я боялась, что уже не выйду из этого дома.

Сердце словно сжала невидимая рука от ее слов. Обнимаю еще крепче.

— Этого бы не случилось. Мы с Себом сразу заподозрили неладное и начали поиски. Я бы не допустил, Эс.

Она кивает, сжимает руками рубашку и продолжает плакать у меня на груди. Вспоминаю про стресс, о котором говорил врач. И понимаю, что слёзы в этом случае — хороший признак. Пусть лучше выплачет все, чем будет держать в себе. Молчу и аккуратно глажу по спине.

— Блин, извини, я, кажется, всю одежду тебе намочила, — она отодвигается через некоторое время и рассматривает небольшое пятно на ткани.

Меньше всего меня сейчас волнует собственная одежда. Стираю с лица мокрые дорожки и смотрю в глаза.

— Все позади, Эс. Теперь все позади.

Она часто-часто кивает и снова отстраняется, отводит взгляд и вытирает слезы. Убираю руки и внимательно наблюдаю за ней. Она поправляет волосы, одергивает сорочку, натягивает одеяло и больше не смотрит в глаза. И снова между нами стена. Ну уж нет, так не пойдет.

— Эстер, — негромко зову и жду, когда все же посмотрит на меня. А когда она, наконец, перестает суетиться и поднимает взгляд, говорю, — мне надоело быть порознь. Соскучился. Возвращайся ко мне. Я чуть не поседел, пока искал тебя, зная, что Нильсон где-то рядом. Не хочу так больше. Хочу знать где ты. Извини, что тогда наговорил разного, у меня есть небольшой пунктик по поводу лжи, — заканчиваю монолог и чувствую, как внутри стало легче оттого, что, сказал вслух то, что давно назрело.

Эстер внимательно смотрит на меня, потом вздыхает и также негромко начинает.

— Давай сразу проясним, — а у меня все внутри замирает. Как пацан двадцатилетний, ей-Богу. — Мы поругались, потому что я утаила часть информации, казавшийся мне неважной. Я сделала это не из намерения обмануть тебя. Мне казалось, что это все в прошлом, зачем в нем копаться. Ты пообещал оградить меня от всего, что связано с Нильсоном и я радостно согласилась.

— Я бы и оградил, — перебиваю ее, но Эс поднимает забинтованную ладошку и я послушно затыкаюсь.

— Я знаю, Йен. Спасибо, за все, что сделал для меня и Себа. Я хотела сказать, что радостно скинула на тебя всю ответственность и забыла, что так не бывает, что я не ребенок, а ты не мой родитель. Извини, что не сказала всей правды сразу.

И мне хочется спорить с ней и объяснять, что да, когда дело касается безопасности, врать — только себе хуже делать. Но я гашу эти порывы. Бессмысленный спор. Эстер и без нравоучений сделала вывод.

— Иди ко мне, — шагаю к ней и снова прижимаю к себе. — Не бойся мне что-то сказать. Я не страшен в гневе, — пытаюсь шутить, — вспылить могу, но на этом все.

— Когда ты уехал, хлопнув дверью, мне стало очень одиноко, — отвечает она и поднимает голову от моей груди.

Знаю, что тут виноват.

— Прости. Я привык к правде, так меня воспитали. Поэтому воспринял все крайне остро. Знаю, что это не оправдание.

Наклоняюсь и аккуратно веду губами по ее губам, имитируя поцелуй. Она не отворачивается, а только ластится в ответ.

— И я соскучилась, — говорит Эс через время отстраняясь. И в этот момент я понимаю, что мир между нами окончательно восстановлен. Внутри меня все еще ворочается чувство вины и злость на Нильсона, но радость от примирения на данный момент перекрывает все.

В эту минуту дверь палаты распахивается и внутрь влетает Себ и Тобиас.

— О, ну надо же. В себя пришла, а про меня и не вспомнила. Я волновался, между прочим, — брат моей амазонки подходит с другой стороны кровати и крепко ее обнимает, поверх моих рук.