Обноженный

   «Матушка, матушка, на двор гости едут,
   Сударыня матушка, на двор гости едут!..
   — Дитятко милое, я тебя не выдам!
 - Матушка, матушка, образа снимают,
   Сударыня матушка… Меня благословляют…
   — Дитятко милое, господь с тобою!».

Фольк достаточно чётко демонстрирует обман родителями своего ребёнка с последующим «переводом стрелок» на господа бога. Выдали, «пропили», избавились, «сдЫхали»…

Ванька, хватит думать о чужих проблемах — подумай о своих!

Надо вытащить этого «дыровёрта» из-за стола и быстренько допросить без помех. Реально обеспечить одиночество персонажа можно двумя способами: или — в сортир, или — в постель.

Организовать ему дистанционно понос — я не могу. Остаётся сыграть проститутку. Наверное — дорогую. Дешёвую у меня просто не получится — понтов многовато. Заманить его подальше, к реке, и там… информационно выпотрошить. Для чего я Ноготка и дёрнул, на всякий случай.

Учитывая выбранный имидж и уровень подпития компании, а также присущие мне гендерные характеристики… могут быть проблемы.

Факеншит! Ванька, не спи! Быстрее! Сейчас он трахнет эту деточку с мамочкой, и его тяга к представительницам противоположного пола резко упадёт! Либидо уменьшиться, мозгов прибавится — вероятность успешного завершения миссии резко снизится.

Всё, ждать нельзя! Как там учила меня в Киеве Фатима-«гаремный полицейский»:

— Спинку держи! И — проходочка!

Вперёд, Ванюша! На рынок двуногого дырявого мяса.

Глава 260

Моя попытка изобразить задницей пропеллер успеха не имела. Просто потому, что её никто не видел. Как оказалось, все, кто ещё шевелился с открытыми глазами, находились под навесом за поварней. Тут стояли столы, за которыми веселились остатки команды «дыровёрта» и примкнувшие к ним местные пьяницы, бездельники, нищие и шлюхи.

Большая часть присутствующих прибывала в состоянии глубокого отдыха. Резким антиалкогольным диссонансом выглядела моя троица: Ноготку много надо, а Ивашка с Суханом вообще не употребляют.

Ещё одна, подающая признаки жизни группа сапиенснутых хомов и хомок, суетилась у торца длинного стола. Там, под тускленьким огоньком лучины, на столе на спине лежала давешняя девчушка с задранным на лицо подолом и высоко поднятыми тощими ляжками.

В полутьме, среди полупустых мис с объедками, лужиц от пролитого, разбросанных огрызков и костей, наблюдалось нормальное детское тельце с отсутствующими выпуклостями и впуклостями, выпирающими в разных местах из-под кожи тонкими костями и слабовыраженным лобковым оволосением. Тельце беспорядочно подёргивалось, из-под подола доносился негромкий скулёж, в котором прослушивалась многократно повторяемые фразы:

— Дяденьки! Не надо! Отпустите! Пожалуйста! Страшно! Матушка! Не надо!

«Матушка, матушка, на двор гости едут…». Поздно — уже приехали. Особых эмоций в произносимом не выражалось. Так, регламентный аудио-фон.

Судя по отметкам на икрах — её недавно наказывали розгой. Бессистемно, то есть — «в сердцах», «искренне», «от души». Я сразу обратил внимание на эти синюшные полоски, потому что держащий левую бородатый мужик заворожено разглядывал её так, будто примеривался к куриной ножке — как бы получше укусить.

Второй «держатель», здоровенный седатый уже мужичина, изображая своей, непривычно прямой спиной, столб, с явно видимым усилием поворачивая голову то на возгласы женщины, придерживающей девчонку за плечи и задранный подол, то на шпендрика в красной, заляпанной жиром, рубахе. Шпендрик, согнувшись, не поднимая низко опущенной головы, замедленно суетился между настольных ляжек, пытаясь там, в тени, что-то найти. И ему это удалось:

— Во! Бл… Нашёл. Е… — молотить! Гашник ё…! Сща как завязочку потяну…

Ну, Ванюша, сколь не откладывай, а игру играть придётся. На сцену. Со скандально-жеманной интонацией:

— Ой! Трифоныч! Да ты, никак, остья полюбил! Уже и на хворост залезать начал? А об ёлку потереться не пробовал? И забот меньше — во всяком лесу найдётся. И — расходов никаких.

Я сделал шаг, входя в освещённое светцем пространство. Два платка, один — плотно закрывавший голову и оставляющий в тени лицо, и второй — накинутый на плечи, кисти бахромы которого я скромно теребил в руках, не оставляли никаких сомнений в моей гендерной принадлежности. Попутно они, своими яркими красными узорами на тёмно-коричневом фоне, отвлекали внимание присутствующих от моего лица. И намекали на нижнюю границу ценового коридора предлагаемой услуги.

Шпендрик, несколько покачиваясь, вздёрнул голову и с усилием сфокусировал внимание на платках. Потом на моём лице. Потом — ниже. Потом его повело в сторону, и борьба с Ньютоном и его законом всемирного тяготения — заняла всё внимание.