Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

Вместо этого в один прекрасный день было дано указание прекратить сообщать о переходах игроков, до того как в редакцию пришлют составы команд. Уже игроки, пришедшие в новые команды, играли на юге в товарищеских матчах, уже болельщики на всех yглах обсуждали перемены, а еженедельник как в poт воды набрал. Читатели негодовали, высмеивали нас они привыкли получать информацию. Объяснить эти « тайны мадридского двора» мы не умели, сами их не понимали.

Еженедельник к Новому году проводит выборы лучшего игрока сезона. Сначала результаты голосования журналистов печатались в обобщенном виде, как итог. Мы решили, что будет лучше сделать голосова­ние открытым, чтобы читатели получили о нем исчер­пывающее представление. И появился бюллетень «Кто за кого». Он был встречен с признательностью. И вдруг мне задают вопрос: «Зачем вы печатаете анкету, кому это нужно? Давали же когда-то коротко итоги, ну и хватит».

Я уперся, прибегнув к приему, известному под на­званием «встречная демагогия»: «Но это же демокра­тично?» Мой начальственный собеседник промолчал, сверкнув глазами. Ему захотелось «поруководить», убрать непривычное, смущающее. На этот раз санкций не последовало.

Футбол помечен печатью времени. Не приняв это во внимание, можно многое не понять в его жизни. Все упомянутое происходило в семидесятые годы.

Чем была мила для нас редакция, так это тем, что в нее на огонек стягивались люди. Не проходило дня, чтобы нас кто-то не навестил с разговором. С рукопи­сью — это само собой, но и с разговором, свободным, о чем угодно. Незаметно, между делом, можно было узнать все, что хотелось. Уроки «геометрии» футбо­ла — из легких, внешняя сторона игры больших раз­норечий не вызывала. Но почему так, а не иначе скла­дывается матч равносильных команд? Я не знаю, как назвать «предмет», отвечающий на этот вопрос. Но он наиболее увлекательный, и, чтобы «успеть», требуется знать побольше, чем предлагают тренеры в скучных послематчевых интервью.

Не раз бывало: минут за десять до телетрансляции важной встречи звонил мне домой Валерий Воронин.

— Что вы думаете?

Я отвечал, что, по-моему, выиграет такая-то команда.

— Ага, понятно. У вас перед глазами, как здорово она сыграла в прошлый раз. А вы не допускаете, что тренер перестроится: «Этот противник посильнее, сыг­раем иначе, поосторожнее»? Он же трусоват. Ах вы не знаете? Я же против него играл, можете мне поверить. Позвоню в перерыве, ладно?

Звонок в перерыве.

— Что я вам говорил! Не играют, одна работа, без проблеска. Смотрю и соображаю: кто сломает установ­ку? Мог бы Володька, да у него положение шаткое — как бы не выскочить из состава. Нет, ничего им не светит, один пропустят. Мрет наш футбол от таких тренеров. Если 0:1, я больше не позвоню. Скажите, вам пригодится, что наговорил бывший игрок сборной, а?

Воронин не угадывал — он видел. И когда играл, весь матч мог объяснить, и с трибуны улавливал глу­бинную связь событий. Талантливый у него был взгляд, проницательный.

Не знаю, обучают ли на факультетах журналистики чувству дистанции. Дистанции между репортером и его героями. По-моему, это одна из важнейших тонкостей нашей работы. Вряд ли что-либо можно точно рекомендовать: дистанцию подсказывают нату­ра, воспитание, такт. Но без нее не обойтись.

Был я со сборной в Сантьяго. Турне было долгим, шло к концу, и все мы скучали по дому.

Стук в дверь. Просыпаюсь: на часах начало первого. Ошибся кто-нибудь?» Открываю: перед дверью Миха­ил Месхи, Слава Метревели, Анзор Кавазашвили, Муртаз Хурцилава, Сергей Кутивадзе — грузинская часть команды, все при параде, в пиджаках, галстуках.

Миша Месхи негромко:

— У нас к вам просьба, поедемте с нами в гости.

— А вы знаете, который час?

— Знаем, раньше нельзя было, не позволили бы. Поедем: хороший дом.

— А зачем я вам нужен?

— Будете старшим.

Я понимал, что они уедут и без меня, нарушение распорядка все равно произойдет. Отговаривать смеш­но — не мальчики же.

— Старшим? Тогда извольте меня слушаться.

Руки легли на грудь, головы уважительно скло­нены.

Влезли в высокий, громоздкий лимузин, ждавший возле отеля, и покатили. Авантюра несомненная, но, уклонившись от нее, я упал бы в их глазах. Да и любо­пытно...Подъехали к коттеджу за забором. Вошли, из пе­редней видна столовая с накрытым столом. К нам вышел приземистый, крепкий старик, лицом грузин. Мои спутники заговорили с ним на своем языке, горя­чо в чем-то убеждая. Старик выслушал и согласно кивнул. За его спиной не люди, а тени, его домашние, замелькали, разбежались. А мы вслед за хозяином спустились по лесенке в погребок. Кружочком несколько деревянных колод и посередине колода потолще, вместо стола. Расселись, а неслышные «тени» принесли тарелки, стаканы, вилки, закуски. Мои спутники отказались сидеть в столовой: им захотелось, чтобы было как дома — в погребке. Мы сидим, а два молодых человека стоят возле стены. На проспекте Руставели они были бы своими.

Миша Месхи наклонился ко мне:

— Представляете, его сыновья не знают грузинс­кого языка...

— Не пора ли сообщить, где мы?