Обойма с икрой

Дорога привела его к речному берегу. Там Панченко присел прямо на песок, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Вокруг царило умиротворение, где-то плескалась рыба, вдалеке слышался шум мотора чьей-то лодки.

Вдруг сзади послышались тяжелые шаги. Виктор обернулся. Позади стоял Николай Рыжов, местный мужик, работавший на Ашота. Он прямо смотрел на Панченко, и взгляд этот ему не понравился. Не понравился, потому что Николай смотрел как-то уж особенно приветливо и дружелюбно, что было совсем не в его манере. Мужик он был недобрый, ни с кем дружбы не водил, в гости не ходил и с односельчанами не выпивал. Держался всегда особняком, из местных дела имел только с Павлом Вороновым, да и с ним, похоже, особо не ладил. А уж мимо Виктора, который моложе его лет на пятнадцать, и вовсе проходил, не здороваясь. И сейчас фальшивая улыбка на лице Рыжова насторожила Виктора.

Николай присел рядом, достал свои сигареты и произнес:

— Здорово, Витя. Отдыхаешь от трудов праведных?

— Угу, — пробурчал Панченко, собираясь встать.

Но Рыжов продолжал беседу:

— Это правильно. Отдыхать — оно тоже не мешает. Не все ж рабочему человеку спину гнуть, верно?

Виктор промолчал.

— Да, Витя, — продолжал тот. — Парень ты работящий. Вот только обидно — получаешь копейки. Несправедливо.

— А тебе-то что? — осведомился Панченко.

— Да обидно за таких вот, как ты!

— С каких это пор ты за других переживать стал? — спросил Виктор, с трудом скрывая свое удивление.

— А у тебя жена молодая, красивая, — продолжал Рыжов, будто не слыша вопроса собеседника. — Таких ублажать постоянно надо, а то того и гляди упорхнет, пташка.

— Ты это к чему? — нахмурился Панченко, невольно поднимаясь.

Николай неспешно, аккуратно затушил окурок в песке, тоже поднялся, отряхнул песок с брезентовых брюк и сказал:

— Подходи на берег завтра с утречка. Работенку могу подкинуть. Заплачу — не обижу.

— Это какую же ты мне работу предложить хочешь? — спросил Виктор с невольным интересом.

— Ты приходи, Витя, — почти ласково повторил Николай. — Деньги хорошие.

Он назвал сумму, у Панченко невольно екнуло сердце. Рыжов ушел, а он все еще продолжал стоять на берегу, поражаясь сумме, озвученной Николаем. И после, вернувшись домой, Виктор долго не мог заснуть. Перепуганная его последними перед уходом словами Лариска, обрадованная, что муж вернулся живой и невредимый, не стала даже расспрашивать, где он был, была ласкова и даже в постели впервые за долгое время проявила желание. После этого она быстро заснула, а разгоряченный Виктор долго ворочался. Мысли все время возвращались к словам Рыжова.

Утром невыспавшийся Виктор поднялся и прямиком отправился на берег. Николай уже был там, больше никого из браконьеров видно не было. Рыжов одет по-рыбацки — наверное, они только что закончили работу.

Разговор получился коротким и деловым. Николай повторил сумму и сказал, что нужно делать. Повторно договорились встретиться в этот же день вечером. И Панченко, хоть и сказал, что подумает, трясясь в автобусе по дороге на работу, уже знал, что согласится…

Глава четвертая

В магазине было людно. Возле прилавка собралась целая толпа. Продавщица Надя, подперев прилавок пышными, похожими на спелые дыни грудями, с улыбкой на полных, румяных губах, с интересом прислушивалась к разговору. В центре толпы стоял сухонький, седенький старичок, который, возбужденно размахивая худыми руками, рассказывал:

— Выхожу, значит, на крыльцо… Луна блестит, звезды мерцают…

— Дед, ну ты прямо как Пушкин говоришь! — с усмешкой перебил старика плотный, чернявый мужчина лет сорока, одетый в выгоревшую на солнце некогда синюю футболку и серые брюки.

— Тебе неинтересно — не слушай! — повернувшись к нему, сказал дед.

— Да ладно тебе, дед Харитон, рассказывай дальше! — примирительно попросил веснушчатый парнишка, с интересом глядя на деда и слушая его историю. — А ты, дядь Саш, не перебивай!

Чернявый дядя Саша лишь снова усмехнулся, пробормотав что-то себе в усы. А дед, приободренный поддержкой столпившихся вокруг односельчан, продолжал:

— Так вот, луна, значит, светит так, будто день на улице! Вот вся-вся округа видна как на ладони! Ну, и решил я пройтись по улице, подышать свежим воздухом, а то сон никак не идет, хоть ты лопни! Ну, и пошел себе потихонечку. А вокруг ти-и-ихо так, покойно… Иду я себе, значит, думаю, и сам не заметил, как до реки дошагал. И вдаль всматриваюсь. Река плещет себе, нервы мои сердечные успокаивает…

Кто-то в толпе прыснул, услышав последнюю дедову формулировку. Харитон неодобрительно сверкнул бледно-голубыми глазами, выискивая взглядом провинившегося. Катя Звонарева, молодая особа, работавшая на почте, виновато отвела глаза и захлопала пушистыми ресницами. Остальные хранили молчание. Дед прокашлялся и повел рассказ дальше более строгим голосом:

— Смотрю, значит, вдаль, на острова. И вдруг вижу: над дальним островом словно туман сгустился… Батюшки, думаю, откуда ж ему взяться в такую ясную погоду?