Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

Но вот, по воле Льва Николаевича, старец с репутацией святого, провидца и искупителя остаётся один на один в монашеской келье с двадцатидвухлетней дочерью купца Марией, которую её отец слёзно просит отмолить от душевной болезни, случившейся с девицей после скоропостижной смерти её матери. Откровенно говоря, келья для такого общения никак не предназначена, тем более у затворника. Мог ли предугадать монах, как будут развиваться события дальше? Мог ли не допустить греха и не предаться похоти? Для автора это не так важно, а у нас нет ответа…

Популярный софизм о том, что, согрешив с умалишённой, отец Сергий избавил себя от ещё большего греха – гордыни – и ещё большего искушения людской славой, как-то плохо вписывается в ткань повествования: цена слишком велика, а выбранный путь выглядит уж больно замысловатым…

А теперь о законе: в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года была представлена система норм, целью которых была уголовно-правовая охрана половой свободы и половой неприкосновенности, которые не были достаточно классифицированы, поэтому содержали различные разделы, отделения и главы, в том числе отд. 1 «О преступлении против чести и целомудрия женщины» главы VI «Об оскорблении чести» раздела Х «О преступлениях против жизни, свободы и чести частного лица» и др. Большинство этих норм носили казуальный характер. В соответствии с действовавшими тогда правовыми подходами, событие, произошедшее между монахом Сергием и девицей Марией, с достаточной долей вероятности, могло быть классифицировано как её изнасилование. Профессор Н.С. Таганцев писал по этому поводу: «Лицо, воспользовавшееся беспомощным и изнурённым состоянием жертвы преступления, чтобы против её воли и с употреблением насилия лишить её невинности, совершает деяние, вполне соответствующее понятию изнасилования. При этом совершенно безразлично: лишалась ли жертва возможности сопротивляться в силу самой борьбы с насилующим или в силу каких-либо обстоятельств, предшествующих акту изнасилования (…) Понятие изнасилования (…) не предполагает непрерывного сопротивления со стороны жертвы – напротив того, под это понятие вполне подходят и те случаи, когда жертва насилия сначала оборонялась, но затем пришла в беспамятство, т. е. одно из состояний, при котором невозможно требовать сопротивления. Совокупление с заведомо сумасшедшею, а потому не могшею оказать сопротивление… подходит под понятие “изнасилование”».

Так что, буквально понимая написанное и принимая во внимание последующее бегство монаха Сергия (в миру Степана Касатского) из монастыря после лишения им невинности девицы Марии, находившейся под опекой отца в силу её сумасшествия, и дальнейшее его нахождение как беспаспортного имеют все признаки уголовного преступления, ответственность за которое была предусмотрена в разделе Х Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, да и Духовная консистория от этого дела в стороне не осталась бы.

Не уверен, что великий писатель предполагал подобную трепанацию своих героев посредством уголовного закона…

Хочется верить, что в этот момент Лев Николаевич думал о нас, жалел нас, пытался объяснить нам, что такое искупление и покаяние, настаивал на том, что не так страшно само преступление, как вечная мука раскаяния за него: «Суди о других, как о себе же. Ведь это же ты. И потому будь в их дурных делах так же снисходителен, как ты бывал и бываешь к себе. И так же, как в своих грехах, надейся на их раскаяние и исправление» (Толстой Л.Н. Дневник. 13 февраля 1907 года).

И это мучительное чувство пустоты, как будто внутри тебя лопнула натянутая струна, напомнило о себе, когда по необходимости надо было вернуться к давно забытому мной рассказу Юрия Нагибина «Терпение», из-за публикации которого в «Новом мире» в 1982 году писатель был лишён Государственной премии.