Оболочка разума

– Потому, что ваши общежития без балконов, – хотел открыть ему грустную истину доктор Рыжиков.

– Ну, милый мой, – перешел начальник на интим, – это как повезет. Пришел парень к девкам, напился до смерти и из окна вывалился. Я это знаю прекрасно. Ему бы и три балкона не помогло… Ну идем, идем с миром…

Он стал нахально-ласково, по-милицейски, подталкивать доктора Рыжикова вдоль коридора, освобождая себе выход.

– Я тоже когда-то неплохо толкался, – вдруг врос доктор Рыжиков в пол, так что начальник СМУ даже ударился об его плечо. Его это так удивило, что он впервые как бы заинтересовался доктором Петровичем.

– Что-то я не пойму, – начал он подозревать, что перед ним не прораб. – А кто ты ему будешь-то? Родственник?

– Нет, я врач, – сказал доктор Рыжиков. – Он у меня умирал. Доктор Рыжиков.

– Ну и что? – нетерпеливо посмотрел начальник на часы. Был он высокий, как бы полинявший блондин с мальчишечьими веснушками на носу. – А я вот рыжий, да не Рыжиков. Зато всегда крайний. Крайний – моя фамилия. Лечиться мне пока не надо, а что вы хотите?

– Ничего, – сказал доктор Рыжиков. – Просто он у меня умирал целую ночь. Перелом позвоночника, спинной мозг весь разорван, внутренности отбиты…

– Я понимаю, – сделал подобающую мину начальник и даже попытался придать грусть своим голубоватым, навыкате, но неисправимо нахальноватым глазам. – А мне вы зачем это? Может, с памятником помочь? Вообще-то можно, но потом. Я на планерку опаздываю…

– Нет, его увезли, – сказал доктор Рыжиков. – Спасибо. Да вы идите, я по пути только скажу. Ему ничего не надо. Просто он долго не терял сознание, до самого… И не чувствовал боли, все отмерло. И еще мог говорить. Он думал, что выйдет из больницы и пойдет хоть посмотреть, из-за кого вот так люди разбиваются… Просто посмотреть, чтоб хоть знать. Ну он-то теперь не сможет прийти, я и пришел за него. Посмотрел – и пойду. Видите, я вас совсем не задержал.

– Э-э-эй! – бросил ручку кабины и поймал его за рукав начальник СМУ. – Так это вы не по адресу! Я уже в прокуратуру объяснение писал! Что я, рожу эти балконные плиты? Прикажут – я и без крыши сдам, не то что без балконов. Вы к директору техникума сходите, как он у меня выпрашивал, чтоб я его впустил! К товарищу Франку, он разрешение дал! Да он сейчас на планерке будет. Хотите, отвезу? Ну, как хотите, только нечего из меня крайнего делать!

Доктор Рыжиков вежливо освободил рукав, чтобы уйти к велосипеду. Было самое время эффектно удалиться. Но пришлось эффектно раскрыть рот, потому что, увы, велосипеда на положенном месте не было. Ни на месте, ни рядом. Его опять угнали. Это уже наверняка означало конец велосипедного сезона. До снега рукой подать, зачем велосипед в сугробах?

36

«Юрочка, там у тебя один больной… Ну, пупсик такой. Хочешь, я его у себя полечу? Процедурки назначим, ванночки, массаж… Ну чего тебе с ним возиться? У меня все условия, правда?»

Доктор Рыжиков даже не понял сразу, что коллега Ядовитовна хочет забрать к себе в заповедный коридор больного Чикина. Для рядового и ничем не примечательного гражданина, обладающего лишь таким никчемным свойством, как два высших инженерных образования, это была непостижимая честь. Доктор Рыжиков даже предполагать не мог, что там о Чикине знают как о таковом. Оказалось, очень хорошо знают. Можно сказать, следят.

Да и как было не знать, если Чикин перечинил все табуретки и тумбочки, все электроприборы и все спецоборудование в окрестностях. По первому приглашению он безотказно следовал на консультацию в любое отделение в неизменном синем халате с отвертками и клещами в карманах. Он был главным участником монтажа и наладки новой гэдээровской рентгенустановки, а также перевода главной котельной с угля на мазут.

В то же время доктор Рыжиков аккуратно отправлял обратно повестки в суд, которые приходили на имя Чикина, прикалывая к ним справки о том, что гр. Чикин продолжает находиться на излечении после тяжелой черепно-мозговой травмы.

Кстати, окончательно определилось, что лицо у Чикина теперь навсегда останется багровым, как будто он вышел из бани. Хотя он из нее выйдет не скоро.

– Может, им что-то отремонтировать там надо? – спросил он осторожно.

Сулейман ответил вежливым молчанием и искрами в глазах: мол, извините.

Тем более чикинская акула просто исходила любовью и вниманием. На случай ее появления всегда стояла наготове кровать в палате. Чикин привычно юркал в нее и накрывался одеялом по нос. После этого Сильва Сидоровна разрешала войти. Как всегда – торт, апельсиновый сок, чмок в лобик: «Ты у меня совсем здоровячок, пупсик!» Странно, что после этих ласк пупсик упорно не выбирался не только из больницы, но и из-под одеяла. И только хлопал глазами.

– Чем слаще улыбка, тем горше отрава, – объяснил Сулейман с точки зрения нравов Востока.