— Николай Павлович!
Обернулся, в нескольких метрах от меня стояла доктор Брумель, и не одна, а с каким-то мужиком.
— Здравствуйте, Оксана Леонидовна.
Мужик недобро на меня посмотрел. Низкий лоб, приплюснутый нос, одно ухо изломано, на толстых пальцах — сбитые костяшки.
— Гена, — сказала ему докторша, — сходи, купи мне мороженое.
Гена хмыкнул, побренчал в кармане мелочью, и широкими шагами направился к ближайшему киоску. При ходьбе он переваливался.
— Это ваш муж? — просто из вежливости спросил я, и тут же обозвал себя идиотом, Соболев наверняка знал о своём враче такие подробности.
— Знакомый, — Оксана стрельнула глазами. — Ухаживает. Ревнуешь?
— Ещё как.
— Он отвалит сегодня ближе к вечеру, ты мне перезвони, ладно? — она повела плечами, углядела своего спутника, тот уже расплатился и нёс два стаканчика. — Пломбир с орешками? Геннадий, ты меня балуешь. А вы, Николай Павлович, далеко собрались?
— Нет, покатаюсь часика два-три, и обратно, телевизор смотреть.
— Это хорошо, что вы из дома выбрались, физические нагрузки вам показаны. До свидания.
Я тоже попрощался, Гена что-то буркнул, засовывая вафельный стаканчик почти целиком в рот. Соболев ему не нравился, мне он — тоже. И доктор Оксана тут была совершенно не при чём.
Пока велосипед исправно глотал километр за километром пути, я потихоньку составлял список того, что мне другому предстояло найти в Википедии и вообще в сети, раз уж двойное сознание сливалось, или, как говорилось в инструкции, синхронизировалось раз в неделю. Выходило не так уж много, то, что было актуально в том мире, в этом не особо котировалось. И, надеюсь, я всё же догадаюсь спросить у Чурова, чем меня потравили.
В половине первого, когда до точки назначения оставалось ещё километров семь, дорогу преградил мотоциклист.
— Далеко собрались, Николай Павлович? — он продемонстрировал мне красную книжечку.
— В Кимры заеду и обратно.
— Вы сами посудите, товарищ Соболев, — лицо моего собеседника было скрыто затемнённым забралом шлема, — после больницы да ещё в коме побывали, а теперь бодро педали крутите. Нельзя так себя подставлять. Разворачивайтесь, и езжайте обратно. Сейчас скорость наберите побольше, а километра за полтора до Устинова сбросьте, пот выступит, лицо раскраснеется, будете на нормального больного человека похожи. А в Кимры, если захотите, мы вас вертолётом доставим. Договорились?
Тут, конечно, человек из органов был прав, мне полагалось в кровати лежать и не вставать, а я тут рассекаю, спорить не стал, развернулся, выставил шестую скорость, чтобы усилие было побольше, и двинул к дому. Уже на бульваре Костерина я еле крутил педали, у подъезда с облегчением сполз с седла и вытер рукавом лоб.
— Что, Палыч, умаялся? — сосед свесился в окно, докуривая сигарету. Хотел было бросить окурок вниз, но вовремя смутился и спрятал за спину. — Куда ездил-то?
— На озёра.
— Рыбку решил половить? А удочки?
— Приглядеться пока.
— Ну да, — Борька выдвинулся так, что чуть не упал. — У меня сетка есть, Палыч. Во такая! Двадцать пять метров. Как надумаешь, мы с тобой по зорьке её поставим, а потом на следующий день сымем, только чтоб никто ни-ни. Плотвичка сейчас отнерестится, а после майских можно. Навялим, и с пивком.
— Подумаю. А с тебя штраф.
— За что, ёпт!
— За окурок, думал, я не увижу? Насобираешь за это мешок.
Всё-таки дворник в этом мире стоял на более высокой социальной ступени, и Борька вышел через десять минут с бумажным пакетом, и Анохина с совочком ходила за своей шавкой. А я запихивал вещи обратно в шкафы. Пока дышал вольным сельским воздухом, кто-то забрался в мою квартиру, и хорошенько в ней порылся. Ордена, сберкнижка и пачка денег никуда не исчезли, а вот две распечатанные пачки витамина из ящика стола как испарились. Холодильник тоже отодвигали, матрас на кровати лежал неровно. Ампулы, которые лежали россыпью на дне бачка унитаза, нашли и вытащили, все четырнадцать.
Зато пузырёк с глазными каплями никого не заинтересовал. А зря, всё содержимое ампул теперь хранилось там. Ждать следующей синхронизации я не стал, промежуточный укол в это утро ничего плохого не принёс, зато хорошего — вон сколько, и на велике летел как гонщик, и гирю двухпудовую сорок раз почти не напрягаясь поднял. Хотя это скорее заслуга моего персонажа была, он, несмотря на алкоголизм и беспорядочную жизнь, за собой следил.
Тут я напомнил себе, что за телом своим Соболев, может, следил хорошо, а вот за окружением — плохо, и поэтому превратился в труп.
(12). Сторона 1. 23 апреля, четверг
(12). Сторона 1. 23 апреля, четверг.
За ночь Димке удалось поспать часа два, не больше — к полуночи привезли тяжёлого, и его пришлось интубировать, а потом, в три часа, уже другого тяжёлого, откачивать. Не сравнить со сменой в субботу, когда волной шли любители пикников, кто с печёночными коликами, кто с рваными ранами, но работы хватало.
В девять утра молодой человек снял халат, расписался в журнале и по дороге зашёл в патотделение.