Обольщение

– Вы такой задумчивый сегодня, – сказала Джулианна, подавая ему чашку и блюдце. – Вы думаете о своей семье?

– Вы очень проницательны, – солгал Доминик.

– Вы, должно быть, скучаете по родным, – добавила она, все так же пристально глядя на него. – Вы хотя бы понимаете, что задали мне множество вопросов, тогда как я не спросила у вас вообще ничего?

– В самом деле? – Доминик притворился, что удивлен. – Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем пожелаете, Джулианна.

Внешне он казался легкомысленным, но внутри стремительно нарастала тревога.

– Кто такая Надин?

Доминик с изумлением воззрился на Джулианну. Откуда она узнала о Надин? Что он наговорил в бреду? Доминик старался не думать о своей невесте. Он знал, что никогда не забудет месяцы, проведенные в отчаянных попытках найти Надин, а потом в конечном счете ему ничего не осталось, кроме как смириться и заключить, что такова была ее участь.

– Я говорил о ней, когда был в бреду?

Джулианна кивнула:

– Вы приняли меня за нее, Шарль.

В любой ситуации всегда было лучше придерживаться правды, насколько это представлялось возможным.

– Надин была моей невестой, – объяснил Доминик. – Она оказалась в самом центре мятежа в Париже и погибла в ходе беспорядков.

– Мне очень жаль! – ужаснулась Джулианна.

– Париж небезопасен даже для санкюлотов, – сказал он, имея в виду безработных и бездомных. – К несчастью, толпы слишком часто подстрекают к насилию.

Стараясь сохранять хладнокровие, Доминик продолжил:

– Надин сбили с ног, когда она пыталась пробраться сквозь толпу.

Это было чистой правдой. Доминик знал Надин с детства, и их помолвка не стала ни для кого сюрпризом. Родовое поместье Надин располагалось за пределами Нанта, совсем недалеко от замка его матери, ниже по дороге. Семья Надин бежала из Франции вскоре после ее смерти.

Доминик много раз представлял себе гибель Надин в мятежной толпе, но сейчас старался гнать от себя эту картину. Старался не думать, не допускать до сознания то, что говорил. Старался не чувствовать.

– Видимо, вы больше ничего не хотите узнать.

Повисла долгая пауза, прежде чем Джулианна обрела способность говорить. Ее серые глаза блестели непролитыми слезами.

– Думаю, эта разъяренная толпа протестовала против безработицы и высоких цен. Каждый заслуживает работы, достойной заработной платы и доступной цены за кусок хлеба. Бедные не могут накормить свои семьи или даже просто защитить их!

«Речь истинного радикала», – мрачно подумал Доминик.

– Политики используют это бедственное положение, провоцируя беспорядки, – сказал он, нисколько не кривя душой. – Да, у каждого должны быть работа и зарплата, но радикалы – якобинцы – намеренно подстрекают толпу к насилию. Страх правит улицами – и людьми. Это – сила для тех, кто способен вызывать страх. А невинные, вроде Надин, попавшие в водоворот насилия, становятся жертвами этой силы.

Доминик понимал, что должен остановиться, но на самом деле он не сказал ничего неправильного. В конце концов, так говорил бы любой мужчина, нежно любимая невеста которого погибла в толпе.

Джулианна колебалась.

– То, что произошло с вашей невестой, по-настоящему ужасно, Шарль. Но вдумайтесь: если бы вы умирали с голоду и остались без средств к существованию или если бы ваш работодатель платил сущие гроши за ваш труд, сам купаясь в роскоши, разве вы не вышли бы на улицу, чтобы выразить свой протест? И я не нуждалась бы ни в каком руководстве или побуждении к бунту. И с чего бы якобинцам подстрекать к столь необузданному насилию? Я знаю, что они дорожат человеческой жизнью – они едва ли желают смерти невинным сторонним наблюдателям протестов.

«Как же она ошибается!» – уныло подумал Доминик. Джулианна решительно не понимала, как власть способна исказить даже самую великую цель.

– Боюсь, я не питаю симпатии к политикам, даже к радикально настроенным. – Он заставил себя смягчиться, думая о том, что пора бы перевести разговор в иное русло.

Но Джулианна была озадачена его словами.

– Вы говорите почти как мой брат Лукас. Он поддерживает реформы, но не революцию. Он не выносит толпу. Он обвиняет радикалов в Париже в тех же самых действиях, что и вы. А еще Лукас боится насилия здесь, на родине.

– Реформы могут проходить мягко, а насилие всегда будет порождать страх.

Ее глаза изумленно округлились.

– Французское дворянство – французский король – никогда не дали бы стране конституцию без существенного давления, Шарль. Обеспечение гарантии прав исходит от сотен угнетенных людей, поднявшихся на протест.