Кристиан попросил показать конверт, в котором пришла записка, но тот, увы, не сохранился. Правда, служащий, который вскрыл конверт, запомнил, что почтовый штемпель был лондонский, помеченный тем же днем.
Неужели она приехала в Лондон только для того, чтобы дать ему от ворот поворот? Вряд ли. Тем не менее Кристиан поручил частному сыщику выяснить, не поселилась ли в одном из лучших лондонских отелей гостья из Германии, в возрасте между двадцатью семью и тридцати пятью годами, путешествующая одна.
А сам отправился на поезде в Саутгемптон, чтобы поговорить с владельцами «Дональдсон и сыновья», фирмой, занимавшейся доставкой. Они рассказали ему немного: груз, который они доставили в лондонский «Савой», поступил к ним из порта. Агенты в порту оказались чуть более полезными, сообщив, что каменная плита была выгружена с «Кампании», судна пароходной компании «Гунард-Лайн», заходившего в Саутгемптон через день после «Родезии».
Кристиан отправился в саутгемптонскую контору «Гунард-Лайн» и попросил показать ему список пассажиров «Кампании», зарегистрированных на этот рейс. Он не увидел ни одной знакомой фамилии, но узнал, что «Кампания» отплыла из Нью-Йорка на два дня раньше «Родезии», однако ей потребовалось девять дней, чтобы пересечь Атлантику, из-за технических неполадок, возникших в море.
Поскольку он уже находился в Саутгемптоне, то заодно посетил контору «Грейт-Нортен-Лайн» и попросил показать список пассажиров «Родезии». Баронесса должна была путешествовать с горничной. Возможно, ему удастся выяснить личность этой особы.
В Куинстауне сошло несколько мужчин и женщин. Большинство из женщин носили те же фамилии, что и мужчины, являясь их женами, сестрами или дочерьми. А среди четырех, не имевших родственников-мужчин, кроме самой баронессы, были две монахини и девочка, которую они сопровождали к семье, на родину.
Озадаченный, Кристиан поинтересовался, нет ли здесь ошибки. Ему посоветовали подождать до завтра, когда в порт должна была зайти «Родезия», возвращавшаяся из Гамбурга. Он провел беспокойную ночь, но его усилия были вознаграждены. На следующее утро он поговорил с экономом «Родезии» и узнал, что баронесса Шедлиц-Гарденберг не покупала билетов для слуг. Вместо этого, находясь на борту «Родезии», она пользовалась услугами одной из стюардесс, девушки-француженки, по имени Иветт Арно, которая, разумеется, не возражает против нескольких вопросов от его светлости, герцога Лексингтона.
Спустя полчаса в комнате, куда препроводили Кристиана, появилась опрятная и сообразительная на вид девушка. Он предложил ей сесть и, положив на стол гинею, подвинул ее к ней. Иветт осторожно взяла монету и сунула ее в карман, поблагодарив.
— Как получилось, что вас наняла баронесса, и в каком качестве вы ей служили? — по-французски спросил Кристиан.
— Перед тем, как «Родезия» отплыла из Нью-Йорка, стюард, ведающий каютами первого класса, сказал, что там есть дама, которая путешествует одна и нуждается в услугах горничной. Несколько девушек вызвались, рассчитывая на хорошие чаевые. Стюард записал наши данные и представил их баронессе.
— Поскольку я раньше училась на портниху, сказала, что умею обращаться с дорогими тканями. Но не ожидала, что меня выберут. Я никогда не служила горничной, а среди нас были девушки, которые могли представить рекомендательные письма от бывших хозяев в Лондоне и Манчестере.
Иветт выбрали, потому что ее навыки идеально соответствовали обстоятельствам, догадался Кристиан. Дама, которая не собирается показывать свое лицо, не нуждается в горничной, умеющей делать прически.
Но он все равно спросил — никогда не вредно услышать, как другой мозг анализирует те же данные.
— И почему в конечном итоге выбрали вас?
Иветт помедлила, колеблясь.
— Думаю, потому что я не англичанка.
Кристиан не ожидал такого ответа. Его сердце замерло.
— В каком смысле?
— У нее немецкое имя, она разговаривала со мной по-французски, но у нее английские вещи.
— Какие вещи?
— Ее чемоданы сделаны в Лондоне. Я видела надпись на внутренней стороне крышки. Обувь от лондонского сапожника. А ее шляпы — те, что без вуали — из салона мадам Луи на Риджент-стрит. Я слышала о Риджент-стрит, потому что моя бывшая хозяйка мечтала когда-нибудь открыть там магазин.
Английские товары высоко ценились за их вид и качество и вполне могли оказаться среди вещей иностранки. Но чтобы целый гардероб состоял исключительно из вещей английского производства? Дама, разъезжающая по континенту, не могла не делать покупок в Париже, Вене, Берлине.
— А что еще заставило вас подумать, что она англичанка?
— Она говорит по-французски, как вы, сэр, с английским акцентом.
Это было более убедительное свидетельство. Акцент очень трудно подделать. Если Иветт, для которой французский — родной язык, утверждает, что у баронессы английский акцент, не остается ничего другого, кроме как поверить ей.