Обольститель и куртизанка

В голубых глазах Ромы мелькнуло выражение беззащитности. Как всегда, при виде этих глаз, опушенных густыми черными ресницами, у Эрита мучительно сжалось сердце: такие же точно глаза были и у его покойной жены. Но в следующее мгновение Рома уже сверлила отца колючим, непреклонным взглядом, так что граф усомнился, не привиделась ли ему затаенная боль в глубине ее глаз.

– Вам не было дела до моей матери. Как не было дела до нас с братом. Вы здесь ради моей свадьбы, на потребу публике. Потом вы вернетесь в Вену, к вашим любовницам, к игре и выпивке, и снова забудете о своей семье.

Эта гневная тирада заставила Эрита вздрогнуть. Он и не подозревал, что его дочь способна говорить с такой страстью. Рома погнала лошадь вперед, но Эриту не составило труда ее догнать: его дочь была никудышной наездницей.

– Я любил твою матушку, Рома. А она любила меня.

– Что ж, тогда мне ее жаль, – сухо отрезала всадница. – Вы не заслуживаете любви.

Джоанна так не думала. И ради Джоанны Эрит решил бороться за Рому. Возможно, он спохватился слишком поздно (увы, он упустил чудовищно много времени), но ему необходимо было заключить хотя бы хрупкое перемирие с дочерью. А в недалеком будущем предстояло выдержать битву со своим сыном. Уильям давно смирился с исчезновением Эрита, сделав вид, что отца у него нет. За все время пребывания графа в Лондоне сын лишь раз приехал домой из Оксфорда повидаться с отцом. Это было невыносимо.

С каждым днем Эрит все больше сокрушался, видя губительные последствия своего бездумного эгоизма. Тяжкий груз вины пригибал его к земле, наполняя душу безысходностью. Он не в силах был искупить свои прегрешения. И все же с Божьей помощью он пытался загладить вину перед детьми.

– Я бы хотела, чтобы вы поскорее уехали, – отчеканила Рома. – Лучше бы вы вовсе не возвращались.

Слова прозвучали по-детски, и все же они больно ранили Эрита.

– Вы с Уильямом – самое дорогое, что есть у меня в жизни.

Язвительный хохоток девушки напомнил Эриту его собственный горький смех.

– Так вот почему вы оставили нас много лет назад и больше не появлялись.

Презрение Ромы разбивало ему сердце, однако Эрит не задумываясь, пожертвовал бы жизнью ради дочери. К несчастью, умереть было бы куда как просто. Намного труднее – завоевать доверие и любовь своего ребенка.

– Я прошу у тебя прощения, – тихо произнес он. Рома недоуменно нахмурилась.

– Не понимаю.

Эрит натянул поводья и остановил лошадь.

– Не хочешь спешиться и пройтись?

– Нет, я хочу вернуться домой. – На этот раз в угрюмом голосе Ромы не слышалось привычной уверенности.

– Правда?

Дочь окинула Эрита полным отвращения взглядом из-под полей шляпки.

– А если, правда, вы меня отпустите? – Рома настороженно замерла, ожидая ответа.

Эрит понятия не имел, почему это так важно для нее, но ответил со всей серьезностью:

– Да, конечно. Я не великан-людоед из сказки, Рома.

– Нет, вы всего лишь человек, который ни во что не ставит других и заботится лишь о собственном удобстве.

– Это неправда. – Ему следовало бы рассердиться, но Эрит опешил от изумления.

– Правда. Разве вы когда-нибудь спрашивали Уильяма или меня, чего мы хотим? Разве предоставляли нам выбор хоть в чем-нибудь?

– Ты была ребенком, милая, – нежно возразил граф. Эрит выбрал ошибочный тон: дочь мгновенно ощетинилась.

– Теперь мне восемнадцать.

– Так ты хочешь вернуться домой?

Рома нерешительно молчала. Эрит задумался, хватит ли у нее упрямства, чтобы настоять на своем. Наконец она мотнула головой:

– Нет. – И добавила с ноткой горечи: – Мне пришлось потратить почти всю жизнь, чтобы привлечь ваше внимание. Было бы, жаль так быстро его лишиться.

О да, малышка оказалась куда сильнее и жестче, чем он полагал. Сейчас она ничем не напоминала робкую молчунью, старавшуюся держаться незаметно как тень и не попадаться ему на глаза в Эрит-Хаусе.

Спешившись, он помог дочери сойти с лошади. Рома была ниже ростом и полнее Джоанны, и все же ее сходство с матерью бередило раны Эрита. Теперь, когда дочь казалась оживленнее и смелее обычного, она еще больше напоминала мать. Потрясенный Эрит неожиданно увидел, что Рома настоящая красавица. Со своими желаниями, вкусами и амбициями, о которых он не имел ни малейшего представления.

Черт побери, как ему только удалось все так безнадежно запутать?

– Можно мне объяснить, почему я оставил тебя и Уильяма с Селией? – заговорил Эрит. Рома больше не проявляла враждебности, но граф не знал, сколько продлится затишье. Какая злая ирония! Прославленный дипломат не знает, как умилостивить одну разгневанную, обиженную юную девушку. – Не потому, что я вас не любил.

– Почему вы вдруг стали таким милым? – недоверчиво поинтересовалась Рома.

Эрит невольно улыбнулся. Подозрительность дочери напомнила ему настороженность Оливии.

– Потому что я твой отец и хочу, чтобы ты почувствовала мою любовь.

– Слишком поздно.

Эти тихие слова отозвались болью в сердце Эрита. Великий Боже, если это так, вся его жизнь не стоит ни гроша!