Их взгляды встретились. Казалось, Оливия безмолвно пытается ободрить Эрита, придать ему сил. Удивительно, но выражение ее прекрасного лица с высокими скулами не изменилось. Ни один посторонний наблюдатель не заметил бы молчаливого диалога, понятного лишь ей и графу.
Потом Оливия вновь заговорила со своими спутниками, повернувшись к Эриту спиной, словно тот был незнакомцем. Почему-то именно этот жест больнее всего ранил графа. Его убивало не то, что хрупкое перемирие, установившееся между ним и дочерью, оказалось недолговечным, не то, что сын по-прежнему относился к нему враждебно, не то, что ему предстояло мчаться за Ромой и даже не то, что Оливия флиртовала с другим мужчиной, – из всех событий этого проклятого утра самым горьким унижением для него было сознавать, что Оливия не стоит рядом с ним, открыто, как женщина, которую он с гордостью назвал бы своей.
Глава 17
Лакей распахнул дверь перед Оливией. Шел восьмой час. Отправившись рано утром на верховую прогулку в Гайд-парк, куртизанка вернулась домой лишь к вечеру. Она задержалась у Перри: последние приготовления перед балом по случаю его тридцатилетия заняли больше времени, чем рассчитывала Оливия, а после лорд Перегрин захотел, чтобы она осталась для приятной дружеской беседы.
Перри чувствовал себя брошенным. Оливия понимала его. И все же настойчивое желание Монтджоя задержать ее как можно дольше казалось нарочитым, как будто Перри замышлял разлучить ее с Эритом.
Разумеется, так и было. Ненависть молодого лорда к графу не ослабела, а лишь усилилась.
После долгого дня Оливия чувствовала усталость и раздражение. Весь вечер ее глодало нетерпение. Приятное ожидание встречи с любовником – совершенно несвойственное ей ощущение – потрясло ее больше, чем пережитые некогда сцены самого разнузданного разврата. И все же при одной мысли о встрече с Эритом ее походка стала легкой и упругой. Разве это не предвкушение счастья?
Слава Богу, в июле Эрит покинет Лондон, а не то она превратится во всеобщее посмешище.
Сердце Оливии на мгновение замерло. Мысль о грядущем отъезде Эрита не принесла облегчения, как она надеялась.
Глубоко задумавшись, куртизанка сняла шляпку и передала дворецкому.
– Я приму ванну и немного поем, Лейтем. Я выпила бы чаю. Никакого вина.
– Его сиятельство здесь, мадам. Наверху, в гостиной.
Оливия удивленно замерла, стягивая перчатки. Накануне граф провел с ней весь день, и она резонно полагала, что этот вечер он захочет посвятить семье.
– Граф давно ждет?
– С четырех часов пополудни, мадам.
С четырех? Значит, он явился необычно рано.
– Спасибо, Лейтем. Подождите пока отдавать распоряжения насчет ванны.
– Хорошо, мадам. – Дворецкий поклонился и исчез за дверью.
Хотя Эрит томился в ожидании больше трех часов, Оливия помедлила, прежде чем войти в гостиную. Она хотела убедиться, что полностью владеет собой: опасная вспышка чувств, пережитая накануне, внушала ей страх.
Заглянув в зеркало в холле, она увидела пылающее лицо и светло-карие глаза, полные тревоги. Женщина в зеркале ничем не напоминала холодную королеву куртизанок. Эта женщина казалась уязвимой, робкой и испуганной, оттого что рассказала о себе слишком много, впустив чужого человека в свою жизнь. Куда заведет их с Эритом эта связь?
С графом Оливии довелось пережить то, что она никогда не испытывала с другими мужчинами. Странную, завораживающую близость. Чувство более сильное, чем дружба. Не похожее на узы родственной любви.
Прежде она никогда не ощущала связи ни с одним из своих любовников, но лорд Эрит с самого начала привязал ее к себе невидимыми нитями, и вот теперь она не в силах их разорвать.
Будь он проклят за то, что заманил ее в эти зыбучие пески. Ведь он хорошо знал, что любое искреннее чувство между ними обречено обернуться трагедией и утратой.
Эрит – аристократ, вознесенный на вершину власти. Его долг – заботиться о своей семье. А Оливия всего лишь блудница, падшее создание.
Эта связь для них обоих – не что иное, как короткая интерлюдия.
Оливия начала медленно подниматься по лестнице, с каждым шагом упрямо возводя вокруг себя незримые барьеры. Она достаточно сильна. Ни один мужчина не сможет сломать ее. Она способна вынести все.
И все же, когда Оливия открыла дверь гостиной, ее охватила дрожь, как в то утро, когда Эрит поцеловал ее в парке под дождем.
Граф сидел в просторном кожаном кресле, повернувшись спиной к камину, с раскрытой книгой на коленях. Его волосы казались растрепанными, как будто он то и дело ерошил их. Одетый в черный шелковый халат, он выглядел безмятежно спокойным – одна рука его удерживала книгу, другая сжимала наполовину полный бокал с кларетом.
При виде Эрита Оливия попыталась скрыть охватившую ее радость. Но это было так же невозможно, как остановить грозу или удержать прилив.