Эриту не требовалось дополнительного приглашения, чтобы положить конец нелепой пикировке. Он ввел Оливию в огромный зал, где впервые увидел ее. Салон почти невозможно было узнать. Декорированный под русский зимний дворец со сверкающими ледяными кристаллами из хрусталя и белоснежными муслиновыми лентами, имитирующими снег, он поражал великолепием. В оригинальном стиле и изящной отделке зала так явственно чувствовалась рука Оливии, что Эрит не смог сдержать улыбки.
Все лакеи — красивые до неприличия, как успел заметить Эрит, — нарядились в казачьи костюмы. Монтджою повезло: ночь выдалась теплая, и просторные белые рубахи с шароварами выглядели вполне уместно.
В углу играл оркестр балалаечников, но звон инструментов тонул в громком жужжании голосов. Эрита несколько раз окликнули, однако тот не отозвался, не желая оставлять свою даму.
Из соседней комнаты доносились приглушенные звуки кадрили в исполнении самого обычного ансамбля. Во время предыдущих визитов Эрит не заметил, что одна стена состояла сплошь из раздвижных дверей. Сегодня они были открыты, позволяя толпе перетекать из салона в бальный зал и обратно.
— Не беспокойся насчет Перри, — проговорила Оливия, идя рядом с Эритом. Лицо ее казалось оживленным, она с интересом оглядывала зал.
Эрит накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его элегантном черном рукаве.
— Он лишь пытается защитить тебя, потому что любит. Я восхищаюсь им за это, но и досадую, что славный малый требует от тебя слишком много внимания. Оливия потрясенно округлила глаза.
— Что тебя так удивило? Оливия пожала плечами:
— Меня всегда изумляет, когда я слышу, с какой легкостью ты рассуждаешь о любви. Словно это такая же обыденная вещь, как, скажем, стул, или стол, или, к примеру, карета, дожидающаяся тебя у порога, чтобы доставить в клуб.
Эрит улыбнулся, недоумевая про себя, как такая умная женщина может упрямо не замечать очевидного.
— Не говори глупостей, Оливия. Конечно, любовь существует.
Взяв у лакея с подноса два бокала шампанского, Эрит протянул один Оливии.
— Позволь мне выразить восхищение женщиной, взявшей меня в плен, — произнес он, поднимая свой бокал.
— В самом деле? Почему же тогда я, как и ты, чувствую себя жертвой?
Эрит с улыбкой сделал глоток шампанского, надеясь, что оно охладит бушующий в нем жар.
— Ты отнюдь не жертва, Оливия.
В прекрасных топазовых глазах вспыхнул знакомый решительный огонек.
— На самом деле, Эрит, я рада, что ты пришел сюда вместе со мной сегодня. Это поможет нам сбросить груз старых ошибок и подвести итоги.
Эрит озадаченно нахмурился. Тон Оливии встревожил его. Похоже, настроение у нее изменилось. Чутье предостерегало Эрита: Оливия что-то задумала, и вряд ли ему это понравится.
— О чем ты толкуешь, черт возьми?
— Прошлой ночью ты выиграл пари. — Куртизанка повернулась к толпе. — Друзья мои, я хочу сделать объявление. — Голос Оливии тонул в оживленном гуле, но поскольку многие гости наблюдали за живописной парой, гомон толпы чуть смолк.
Десятки любопытных голов повернулись в их сторону. Все горели нетерпением узнать, какую еще забаву придумала знаменитая, великолепная, неподражаемая Оливия Рейнз.
Поскольку в этот вечер прославленная куртизанка впервые показалась в обществе со своим новым любовником, любопытство публики было накалено до предела.
Внезапно рядом с Оливией появился Монтджой. Лицо его казалось встревоженным.
— Что случилось, дорогая?
— Я дала слово лорду Эриту.
Лицо Эрита мучительно исказилось, в глазах вспыхнуло недоверие и протест.
— О чем ты?
Неужели она имеет в виду то давнее, нелепое пари? Не может быть. С тех пор слишком многое изменилось. А после прошлой ночи тем более. Оливии это хорошо известно.
Эрит решительно взял ее под руку. Она отшатнулась, стряхнув его руку. Ее топазовые глаза повелительно сверкнули.
— Ты знаешь, о чем я. Я отдаю долги.
Передав Монтджою бокал грациозным движением, от которого у Эрита перехватило дыхание, она повернулась к графу. В салоне повисла напряженная тишина. Даже русский оркестр умолк, хотя в соседнем зале музыканты продолжали наигрывать незатейливую танцевальную мелодию.
— Когда я приняла предложение лорда Эрита, мы заключили пари.
«Господи, это какое-то безумие! Неужели она не понимает, что мне плевать на это проклятое пари, будь оно неладно?!»
Заглянув в глаза Оливии, Эрит угадал, что чувство собственного достоинства велит ей исполнить взятые обязательства. Странно, но эта падшая женщина оказалась благороднее и честнее всех, кого он знал. Оливия Рейнз снова ошеломила его.
И все же ни при каких обстоятельствах Эрит не мог позволить ей публично унизить себя. Каких бы нелепых представлений о чести она ни придерживалась.
— Нет, Оливия, — в ужасе прошептал он, пытаясь предотвратить неминуемый скандал. — Не делай этого.
Его усилия оказались тщетными. Оливия уже решилась и начала опускаться на колени. Любопытная толпа подалась вперед, воздух накалился — казалось, еще немного, и посыплются искры.