Пару лет назад два независимых издания сообщили об исследованиях, основанных на одной интересной идее: что люди способны сообщать о своем уровне стресса другим представителям вида через запах пота. Были взяты две высокострессовые ситуации: студенты ждут начала экзамена; парашютисты прыгают из самолета и в течение минуты пребывают в режиме свободного падения. Собранный в них пот был представлен для теста ряду индивидуумов с параллельным замером мозговой активности. В качестве контрольного образца использовался пот, выделяемый во время физических упражнений. В обоих случаях запах стрессового пота стимулировал зоны мозга, отвечающие за эмоции. Контрольный образец этого не делал. Можно ли считать этот опыт феромональной коммуникацией? Сказать на самом деле трудно. Это вполне может быть и выученное поведение, однако саму возможность сигналов, испускаемых и воспринимаемых бессознательно, исключать нельзя. Когда будут идентифицированы молекулы, отвечающие за обнаруженный эффект, мы получим бесценную информацию для ответа на этот интересный вопрос.
Блуждания современной науки между секреторными железами, мнимыми рецепторами и предполагаемыми феромонами еще очень далеки от завершения.
Увы, сказать здесь больше практически нечего. Осталось лишь попробовать представить себе, в каких ситуациях мы в принципе
К молоку.
Бенуа Шааль, открывший лактационный феромон у кроликов и наглядно продемонстрировавший врожденное влечение юного потомства к этому химическому маркеру, занимался также и исследованиями человеческих младенцев в первые дни жизни. Работа с ними представляет ряд затруднений этического свойства и ограничивает спектр возможных экспериментов. Тем не менее Шаалю удалось выяснить, что новорожденные обладают обонянием и тянутся к запахам, источником которых является материнский сосок. По композиции они очень сложны и содержат секреции желез, расположенных в околососковом кружке, но там вдобавок присутствует запах самого молока или молозива, не говоря уже об ароматических компонентах кремов и уходовых средств, которыми пользуется мать. Пока что ни одно из изученных веществ не может претендовать на статус гипотетического феромона, но, если он когда-нибудь будет найден, это, скорее всего, случится здесь.
Что ж, самое время сложить воедино неполные и разрозненные кусочки нашего ольфакторного пазла, не имея к тому же ни малейшего представления о том, что за картина должна получиться в итоге.
Итак, мы с вами исследовали локации вероятного производства феромонов и выделили в качестве возможных вариантов потовые железы и секреторные железы в области сосков, но назвать специфические соединения, которые там производятся, так и не смогли. Как и отыскать одоранто-связывающие белки, способные выдать присутствие феромонов, переносчиками которых они работают. Впрочем, есть гипотеза, что эту задачу у человека могут выполнять другие связывающие белки. Отсутствие работающего вомероназального рецептора могло бы дезавуировать саму идею о феромональной коммуникации у людей, но миграция нашего единственного вомероназального рецептора в обонятельную зону намекает, что мы могли бы регистрировать феромоны нашим основным ольфакторным органом – носом. Более того, упомянутый рудиментарный вомероназальный орган у новорожденных вполне может как-то работать – просто его протоколы пока неизвестны науке.
Химический подход не сумел ни доказать, ни опровергнуть идею, что некоторые запахи воздействуют на человека как феромоны. Вероятно, самый весомый аргумент против существования у нашего вида феромонов (по крайней мере, половых) – это эволюционный и культурный факторы. Самая острая необходимость производить половые феромоны с их грубым и специфическим сигналом есть у насекомых, где опасность ошибиться с партнером – учитывая невероятное разнообразие видов, в том числе близкородственных, делящих один ареал обитания, – может быть очень высока.