5. Договор российской стороны утверждался золотой печатью и крестоцелованием бояр Дмитрия Владимировича и Григория Федоровича[147]
и казначея Юрия Траханиота. Тевтонский договор также скреплялся золотой буллой и крестоцелованием великого магистра.11 марта Шонберг уехал в Кенигсберг, имея при себе документы с заверениями русской стороны. Вскоре, 26 марта 1517 г., для ратификации прусского соглашения в Пруссию был направлен Дмитрий Давыдович Загряжский. В деле Тайного архива есть, помимо «явной» верительной, еще и «тайная» грамота — на обороте над кустодией стоит пометка мелким почерком: «тайна». Отличие по тексту от предыдущего документа всего в пять слов, характеризовавших наличие секретной информации, скрытой от посторонних глаз: «послали есмя к тебе своего сына боарского Дмитреа Давыдова сына Загрязского с тайнами с своими речми, и что от нас учнет тебе говорити, и ты б ему верил, то есть наши речи»[148]
.Посланники обязаны были заучить инструкции («памяти») наизусть, что говорить приватно или открыто магистру («говорити от великого государя…»), как держать ответ («а учнет маистр спрашивати…»), какие варианты озвучивать в том или ином случае («а учнет маистр говорите»).
В инструкции дипломату предписывалось высказать великому магистру содержание «тайных речей» — перечислить те самые условия, при которых возможно предоставление требуемой суммы: «и как… начнешь свое дело делати и достанешь тех своих городов, которые ныне твои городы пруские держит за собою наш недруг, король полской, неправдою, а пойдешь к Кракову
(выделено мной. —То есть, используя лазейку в договоре, русская сторона выдвинула самое трудновыполнимое условие: для того чтобы получить деньги на войну, великий магистр должен был сначала ее начать, отвоевать города и двинуться к столице польской Короны! Кроме этого, Загряжский получил инструкции о тщательном сборе сведений о польском короле, об императоре Максимилиане и европейских делах[150]
.В Кенигсберг посланник привез оригинал договора, утвержденного русской стороной. В настоящее время он хранится в собрании пергаментных актов, но без золотой буллы, которая была потеряна, очевидно, в ходе эвакуации Кенигсбергского архива в Геттинген в 1944–1945 гг.)[151]
.Русско-тевтонские переговоры начались 5 июня в Мемеле и закончились 11 июня 1517 г. об их результатах Москва узнала 8 июля, когда во Псков прискакал «Микулка толмач псковитин» — гонец от Загряжского. Он привез срочное письмо от дипломата, в котором содержались следующие ценные сведения, полученные в разговоре с Дитрихом фон Шонбергом: император помирился с Венецией, но воюет со швейцарцами; турецкий султан захватил Иерусалим; к крымскому хану польский король «посылал помочи просить» и «крымской дей ему обещал помочь дать»[152]
. Кроме этого, сообщалось, что Сигизмунд собирал «подать велику», и за это «все его люди не любят». Загряжский также информировал, что в Любек приезжает представитель ганзейских городов для обсуждения помощи шведам против датчан.12 июля в Москву вернулся сам Д. Загряжский, который подтвердил, что «маистр к грамоте в Шимборкове руке, которую Шимборка писал в Москве, печеть свою приложил и крест на грамоте целовал перед Дмитрием»[153]
. Несмотря на выдвинутые русскими условия (финансовая помощь только после начала войны), «которая лишала союзный договор практической ценности»[154], Альбрехт в присутствии русского дипломата ратифицировал его.Позже Д. Загряжский сообщил в Москву об организации ответной миссии Ордена в составе гофмаршала Мельхиора фон Рабенштайна, которая должна была согласовать размеры финансовой помощи («для укончаниа приговора»).
Таким образом, к лету 1517 г. уже обрисовался весьма крупный, на первый взгляд, альянс, который мог угрожать Польше и Литве.
Если рассматривать русско-датский и русско-тевтонский договоры в общих рамках формирующейся коалиции, то вырисовывается следующая картина. Заключенные между участниками альянса соглашения (русско-датский от 9 августа 1516 г., русско-тевтонский от 10 марта 1517 г.) дополнились проектом датско-тевтонского союзного договора от 21 сентября 1517 г.[155]
И Дания, и Россия были заинтересованы в усилении Тевтонского Ордена, которому позже стали оказывать поддержку, первая — наемниками, вторая — деньгами. Но союз этот был грозен только на пергаменте. В реальности же каждая из сторон стремилась при минимумах затрат и выполненных условий соглашения извлечь как можно больше выгоды. В год начала контрнаступления польско-литовских войск на Псковщину Василию III нечего было и надеяться на помощь новообретенных союзников.