Векторы политики Тевтонского Ордена были уже определены, и сам великий магистр выбрал из них тот, который, по его мнению, соответствовал выживанию Ордена в условиях жестких противоречий с Польшей. Но прежде всего Альбрехту Бранденбургскому нужно было заручиться поддержкой ливонского магистра Вальтера фон Плеттенберга. Альбрехт Бранденбургский озаботился подготовкой почвы для будущего военного союза. В феврале — марте 1516 г. в Мемеле проходили тайные переговоры верховного магистра Тевтонского Ордена и магистра Ливонского Ордена. Немецкий историк М. Зах по поводу предложенных Шонбергом перспектив ливонского посредничества в русско-прусских отношениях отметила: «Участие Ливонии, в особенности ливонского магистра, в переговорах было тактически мудрым, но концепции Шонберга не суждено было продвинуться дальше»[130]
.Встреча магистров Пруссии и Ливонии произошла в конце февраля 1516 г. 24 февраля было заключено тайное соглашение о взаимовыручке (с дополнениями от 6 марта)[131]
. 4 марта Альбрехтом был составлен «Военный план», по которому России еще не отводилось той роли, которую она должна была играть позднее[132]. На собранную сумму более чем в 100 тысяч гульденов предполагалось привлечь около 15 000 наемников и с их помощью развернуть наступление на Гданьск и Торунь. Однако для осуществления этого плана необходимо было собрать огромные средства. Пять курфюрстов империи и король Дании, поддерживавшие верховного магистра, не давали полных гарантий на предоставление денежных субсидий. Власти Ордена решили добиваться помощи России, одного из главных политических игроков в Восточной Европе.К сожалению, о дипломатических миссиях за 1516 г. известно очень мало. В письме от 15 июля 1516 г. великий магистр просил императора Максимилиана походатайствовать об освобождении двух его людей и одного из слуг русских посланников, которые были захвачены у морского берега в Жемайтии литовской стражей и, по всей видимости, посланы к польскому королю[133]
. Судьба члена московского посольства прослеживается в письме польского короля. Согласно письму Сигизмунда радным панам (лето 1516), «Московитом» был отправлен посланник с секретной миссией (Прибывшие в Москву в 1516 г. посланники А. Заболотский, А. Малый, а позже — В. Тетерин привезли государю слова великого магистра, «чтоб великий государь меня жаловал и берег и во единачстве меня учинил с собою, а яз о том хочю слати к великому государю своего человека Шимборка»[135]
. Таким образом, с уверенностью можно сказать, что в течение 1515–1516 гг. прощупывалась почва для возможности заключения военного союза с Тевтонским Орденом.1517 годом можно датировать первые конкретные достижения в образовании русско-тевтонского военного союза. Показательно, что в феврале этого года побег одного московского пленника из тюрьмы, что располагалась, очевидно, в Белене (Жемойтия), стал причиной выяснения отношений между великим магистром Тевтонского Ордена и королем Сигизмундом.
Как отметил литовский историк В. Сирута вичюс, от статуса невольника зависели условия его содержания в той или иной крепости[136]
. Например, за неродовитыми детьми боярскими следили не так пристально, как за знатными пленниками, хотя положение многих было плачевным. В то же время такие «вязни» могли иметь определенную свободу передвижения внутри двора или замка, благодаря чему некоторым из них удалось убежать из плена (в Литовской метрике такие случаи встречаются, например: «два москвитины втекли на… конех сее зимы… звали тых москвич Теготси Федоров сын Забелин, а другии Велик Негодяев»[137]).В собрании исторического Кенигсбергского тайного архива хранятся документы о побеге из плена некоего «московита Булгака» (Bulhak Moskus) со своими сыновьями. Дело интересно двумя моментами: во-первых, в отличие от других беглецов, Булгак бежал не на восток, в сторону России, а на запад, во владения Тевтонского Ордена. Во-вторых, его побег стал причиной выяснения отношений между великим магистром Тевтонского Ордена и королем Сигизмундом, что придает этому случаю статус международного инцидента.