Оборотень моих кошмаров (СИ)

Какое приятное признание. Нам уютно не любить, так зачем омрачать это спокойствие? Наши сердце не бьются в такт, они стараются звучать громче друг друга, соревнуясь даже в этом. Мы не верим в то, что пары создают на небесах и, якобы, с помощью любви можно справиться с любыми проблемами. Мы черствы, но это даже хуже веры. Мы больны. Немного нелюбовью, немного психически, а немного… друг другом. Иначе бы никогда не оказались здесь вместе.

И всё-таки я была права. За незакрытой дверью, в тишине темного дома всегда прячется монстр.

Глава 9. Убегай!

Молчать дальше было попросту невозможно. От Фирсанова исходил жар, который окончательно сморил меня. Я задремала чутким сном и проснулась ближе к полуночи, когда зазвонил мобильный телефон. Нащупала его и сонно ответила:

— Да?

— Кира, где ты шляешься? — возмутился брат. — Только не говори, что у Фирсанова.

Тот нарочито громко фыркнул, за что получил пинок под ребро.

— Дэн, давай обсудим это позже.

— Кира! — Денис застонал. — Ну, зачем ты к нему пошла? Не в таком же состоянии?!

— А в каком ты состоянии? — заинтересовался Фирсанов, прислушиваясь.

— Отвали, — посоветовала я ему и успокоила Дениса: — Да никуда я не шла. Не переживай, я у... хорошего друга. Он заболел и попросил меня о помощи, потому и умчалась, не предупредив тебя.

Окинула «больного» задумчивым взглядом, а он иронично произнес:

— Прививка от блох у меня имеется.

— Когда вернешься? — допытывался Денис.

— Завтра с утра.

— Всё точно хорошо? — дождавшись моего утвердительного мычания, он вздохнул: — Пусть твой друг выздоравливает, целую.

Он повесил трубку, а я не успела перевести дух, как была схвачена за запястье возмущенным донельзя Игнатом:

— То есть ты не планируешь уходить?

— Как и обещала, только после твоего обращения, котик.

Я запустила в него книжонку, чуть не получила затрещину и успокоилась.

— Тебе принести поесть?

— Нет, ты знаешь, как-то не хочется. Тобой перекушу, и хватит, — выплюнул с огорчением и вжался затылком в стену.

— Договорились. А я, пожалуй, перекушу чем-нибудь сытнее.

Встала, размяла затекшие ноги и отправилась на кухню, где нарезала куцых бутербродов с сыром и колбасой, щедро полила их кетчупом и разложила на блюдце. Жуя, я потащила их в комнату, когда встретилась с хозяйкой дома. Ирина. Та как раз снимала пальто и теперь таращилась на меня во все глаза, оставшись в одном рукаве. Я поздоровалась с ней кивком.

— Что ты тут забыла?! — Фирсанова подскочила ко мне, впилась ногтями в плечи.

— Ем, — пропищала я, давясь бутербродом.

По-моему, этот ответ её не устроил. Она выхватила тарелки из моих рук, позволяя мне вынуть бутерброд изо рта, и продолжила рассматривать меня цепко точно надзиратель.

— Да я здесь с Игнатом. Ну, в той комнате... сидим... книжку читаем... перекусить вот захотели.

Я ожидала любой реакции, но Иринина превзошла все мои ожидания.

— Не буду вам мешать, — заговорщицки подмигнула она и вернула мне тарелки. — Если что, я наверху.

Э-э-э, любопытно. Прозвучало как: «Я разрешаю моему полоумному братцу делать с тобой всё, что ему вздумается».

Всё ясно. Кругом рехнулись все, кроме меня. Где справедливость? Вот бы стать героиней любовного романа. Прочесть последнюю страницу своей истории, выдохнуть и раствориться навсегда. Без каких-либо проблем и тревог. Да только даже в романах нет определенности. Под фразой «И жили они долго и счастливо» подразумевается, что жили-то они долго и счастливо, но в разных странах, в разные эпохи, и вообще не встречаясь друг с другом.

Я вернулась к Игнату, торжественно вручила ему бутерброд со словами:

— Пересеклась тут с твоей сестрой.

— Да ты что? — Фирсанов с аппетитом впился зубами в хлеб.

— Ага, она пожелала нам счастья и свалила наверх. Это нормально?

— Вполне. Сколько до полуночи?

На экране телефона высветилось «23:01».

— Время ещё есть, — вздохнул Игнат.

— А потом ты как тыква превратишься в карету?

— Скорее как в другой сказке, — мрачно ответил он. — Съем Красную шапочку.

***

Тишина. Игнат дремлет, но даже во сне он напряжен. Тело сведено единой судорогой, гуляют желваки. Вероятно, ему снятся недобрые сновидения.

Я поглаживаю его спину. Плавными движениями скольжу по коже, прощупываю родинки, застарелые шрамы. Пытаюсь вобрать в себя то хорошее, что у нас было, и не думать о плохом.

Сколько там времени? 23:20.

Но, если учесть, что мои часы отстают на десять минут, то уже полдвенадцатого.

Фирсанов внезапно просыпается, резко выдыхая и зажмуривая глаза. Кажется, ему больно. Кошмары насылают почти реальную боль. Но через несколько секунд всё проходит, и он тяжело дышит. Так и не открыл глаза, но шепчет мне:

— Живо убирайся, пока есть время.

— Нет.

— Прошу тебя.

— Лежи, кому сказала.

— Это закончится... плохо. — Слова даются ему с трудом. — Я не прощу себя, если...

— Зато закончится. Лежи.

Ему не хватает воздуха, он закашливается.

Тишина. 23:32.

Мои глаза слипаются. Игнат такой теплый, он обжигает своим жаром. Касаюсь ладонью его лба — да он весь горит! Надо бы напоить его жаропонижающим.

23:39.