...Спустя полторы недели после моего выхода из больницы мы с Игнатом не просто крупно повздорили, а поссорились до хрипоты. Не было ещё никакой беременности, только реальность, с которой приходилось мириться: он — оборотень, я — страж; мы без ума друг от друга, но именно это и губительно.
Близилось полнолуние, когда Фирсанов попросил меня, цитирую, «свалить куда подальше, пока я не откусил тебе твою дурную голову».
— Не дождешься, — я скрестила руки на груди. — Ты не слышал Алекса, что ли? Мне рядом с тобой ничего не грозит, поэтому я буду рядом.
Фирсанов побагровел.
— Кира, как ты не понимаешь: дело не в том, что я опасаюсь за тебя. Нет, черт возьми, просто я не собираюсь опять показываться тебе ТАКИМ!
— Каким?
— Чудовищем. Монстром. Животным, — он выплевывал каждое слово с болью, чуть ли не кровью вырывая из себя. — Нет ни единого оправдания тому, что происходит со мной. Это отвратительно. Я запрещаю тебе приближаться ко мне, а если ты ослушаешься, то я найду способ избавиться от тебя. Возможно, мне и дороги наши отношения, но я сумею избавиться от них.
Это прозвучало жестоко, надменно.
— Что, опять призовешь своих баб?
— Ты считаешь меня столь неоригинальным? — изумился он. — Нет-нет, теперь я предложу разделить тебя с кем-нибудь из моих друзей. Мечтаешь попробовать втроем, а, крошка?
Моя рука взметнулась, и на щеке Игната остался горящий след. Он не пытался защититься, лишь расхохотался как истинный безумец. Глаза потемнели. Тогда я стала лупить его по груди раскрытыми ладонями, повторяя: «Ты — псих!»
Фирсанов повалил меня на кровать, обхватил запястья и завел их за голову. Я брыкалась, пыталась укусить его, но мой демон был сильнее.
— Ты можешь гнать меня, но я не уйду. — Злые слезы катились по щекам. — Слышишь, придурок?! Я останусь с тобой, даже если ты отдашь меня всем своим дружкам по очереди.
— Беспечная дура!
— Идиот!
Он выпустил меня, и я рванула из комнаты, по лестнице спустилась вниз и схватилась за связку ключей, торчащих из замка запретной комнаты.
— Что, уже готова уйти? — смеялся Игнат, и только в глазах плескалась боль.
— Почти, — я потянула его за воротник рубашки.
Мы оба оказались внутри пустого помещения, где стены особенно сильно давили, а воздух пах страданиями. С усмешкой я запустила ключи в узкую щель и захлопнула дверь, оставляя нас взаперти на неопределенное время.
— То есть ты предпочитаешь умереть здесь от истощения?
Фирсанов ломанулся к двери, дернул за ручку, но та не поддалась.
— Если придется. Всё, что угодно, чтобы спасти тебя.