Оборотень по объявлению. Моя свободная пара

– Давай проверим. Ставлю свою жизнь на то, что ты не такой уж хороший, как хочешь казаться. Ты называешь эту женщину мамой, но сможешь ли ты отдать за нее жизнь? На это же готовы все любящие сыновья? Тут один противогаз. Сама Кира надеть его на себя не сможет. Когда таймер на стене закончится, в помещение поступит газ. Один, кто будет без противогаза, отправится на небеса. И вот теперь подумай, так ты ли любишь эту постороннюю женщину. Ведь она может просто не выжить в этой заварушке. Мы же уйдем отсюда вместе. У меня все готово для этого. Уедем в другой город и построим бизнес заново. Ты одумаешься, обзаведешься новыми связями. Всяко лучше, чем смерть. Не так ли?

Бура посмотрел на таймер. Пятьдесят восемь секунд.

Попробовал найти на стене рычаг открытия прохода – бестолку. С другой стороны пытался пробиться Никс, но он не успеет. Более того, когда он сюда войдет, то газ поступит и во всю нору. Все задохнуться.

Ее рот был тоже замотан скотчем. Одни глаза, на которые была нацелена камера, казались, стали раза в два больше. Даже волосы скотчем примотали, изверги. Больно же будет.– Добренького, теща, – Улыбка у чернобурого вышла скованной, Кира распахнула глаза.

– Спасибо, – прошептала Кира.– Потерпите, пожалуйста! – Бура когтем разорвал скотч сначала у головы, осторожно снял у рта

Лис стал разрывать скотч дальше. Посмотрел на время. Тридцать секунд. Могу не успеть.

– Мгновение! – Улыбнулся Бура снова, беря противогаз.

Посмотрел на женщину, которая была бы ему отличной тещей:

– Передайте, пожалуйста, Олесе, что я хотел ее использовать, чтобы она обо мне не горевала. Нет. Тогда она будет несчастной, что и я ее предал. Так нельзя. Тогда передайте, пожалуйста, что я ее очень любил и хотел, чтобы она не плакала, была счастлива и свободна от всех рамок. И пусть найдет себе хорошего мужика. Но не сразу. Пусть… – Чернобурый посмотрел на время и ругнулся: – Черт!

И нацелился на хотевшую что-то сказать Киру и нацепил ей противогаз, сказав:

– Простите, могу задеть волосы.

А потом разрезал скотч, удерживающий руки и ноги.

– Дурак-дураком, – послышалось разочарованное из динамика.Повернулся к циферблату – пять секунд.

***

Леся

Два важных для меня человека были на краю гибели. Я понимала, что еще чуть-чуть, и я могу лишиться, как минимум одного из них, а как максимум – всех, и даже все окружающие могут погибнуть.Пока папа пытался выломать задвижку хода, я смотрела на экран, где шла трансляция происходящего и часто-часто моргала, чтобы слезы не мешали видеть.

Отряд лис ощупывал все вокруг на предмет скрытых механизмов, а я докладывала всем, что происходит на экране. Эти сухие факты выжимали мою душу, били по сердцу.

– Бура освободил маме рот, голову, руки, надел противогаз. Обратный отсчет пятнадцать секунд.

Я на секунду оторвала взгляд от экрана и посмотрела на сверхов рядом. Они искали способы решить ситуацию по-разному, но ни один и не думал уйти, чтобы спасти свою шкуру. Искали еще рычаги, ходы, простукивали стены в поисках места, где пряталась бабуля. В глазах не было страха – только злость и серьезность.

– Думаешь, ты ее спас? Она же передаст противогаз мужу или дочери, а те тоже не возьмут. Так и подохнут все вместе, верные и глупые.Со стороны экрана раздался голос старушки:

– Пусть. Мы такие – верные и глупые. И не такие как вы – мерзкие гады. У нас есть сердца, – Бура выпрямился, и в этот момент раздался звук подаваемого под давлением газа.

Чернобурый закрыл глаза, и на его губах заиграла улыбка. У меня пошли мурашки от резонансного ощущения: он готов был умереть, но был счастлив.

Почему? Потому что спасает кого-то? Рад своему поступку?

Все непонимающе замерли, переглядываясь друг с другом. На экране мама сняла с себя противогаз и тоже удивленно смотрела то на Буру, то по сторонам.– Ядрен батон, бабуля, ну как так можно? – раздался голос Арсения из динамиков, а потом щелчок. Газ перестал шипеть.

– Бабуль, пардон, ядрен батон! – голос медолиса из динамиков словно запнулся, а потом раздался такой грохот, словно два шкафа сошлись в рукопашную дверцами.

– Сеня нашел бабулю! – закричала я.

И все замерли. Отец тут же оказался рядом.

А потом я увидела, как в комнатке, где находились мама и Бура, в стене сначала появилась маленькая дырка, а потом она стала разрастаться все больше и больше с помощью укусов рыжего медолиса, который мог прогрызть все, что угодно.

– Я думал, он бросил эту привычку грызть, когда нервничает. Аленка уже как год столы не меняла – целы, – сказал Захар.

– Он просто жил отдельно, – прошептала я. – Здесь, в этой норе.

– Не дай лисий бог Сеня забросит это благое дело. Я буду его личным спонсоров столов, – Папа был напряжен до предела, и при этом еще умудрился пошутить.

Или он абсолютно искренен? Не знаю. Но я сама была готова кормить медолиса домашней едой в любое время суток, когда ему заблагорассудиться, и больше никогда не попрошу его резать лук.