Оборотень по объявлению. Тень (СИ)

Но от одной мысли, что я могу сделать такое с Тенью по телу прошла дрожь. Как бы папа не верил в наемника, мой рассказ о том, что здесь произошло разом бы стер все заслуги и включил у отца режим берсерка.

Я не могла так поступить. И уйти, оставив в тайне то, что здесь случилось, не могла.

Сейчас я находилась у черты. Перейду – обратного пути нет. Сплошная неизвестность.

На одной чаше весов моя свобода. На другой – жизнь Тени.

Я была уверена, что он попал в беду, но не была уверена в том, останется ли что-то от меня, как от личности. Согласиться на спальню, все равно, что расписаться в рабстве до конца дней.

Он помнил слово “принцесса”. Он не забыл меня. Значит, таблетка от истинности не подействовала? Значит, остаться здесь равно остаться с Тенью?

Я не хотела быть парой Тени, но именно сейчас я четко почувствовала разницу между “не хочу” и “не могу”. Поняла: буду всю жизнь жалеть, если сейчас послушаю голос разума и оскорбленного достоинства и брошу Тень. Он никогда не бросал меня, пока я этого не потребовала.

Наемник держал меня на руках. Крепко до боли, до его белых костяшек. Взгляд абсолютно непроницаем, но смотрит на меня неотрывно, не мигая.

Если я уйду, то что дальше?

Соблазнится ли Тень темной стороной?

Убьют ли его на волне всеобщей ненависти к “его” поступкам” и Бродячим?

И, главное: если я останусь, то помогу ему или все испорчу?

Но я уже знала ответ. Для меня не было другого пути.

Я всхлипнула, стараясь взять себя в руки. Вытерла тыльной стороной ладони мокрые щеки, стирая гордость и самолюбие.

– В спальню, – сказала я.

Глаза Тени широко распахнулись.

Тень Я был уверен в Настином выборе. В отрицании меня. Даже челюсть сжал, ожидая пощечину.

– В спальню.

Прозвучало тихо и неожиданно.

Вместе с моей челюстью чуть не упала и девушка. Несколько секунд я простоял с ощущением, будто мои мозги закисли, а ноги увязли в болоте.

И только когда Бродячие стали шептаться, это привело меня в чувство.

Покажу малейшую слабость – труп.

Дам сомневаться в своем авторитете – труп.

Не продемонстрирую силу – труп.

И ладно я. Настю никто не пощадит.

Я резко развернулся и взлетел с девушкой на руках по лестнице на второй этаж. Вбивая пятки в пол коридора, чтобы чувствовать ноги, а не ватные палки, донес Настю до главной спальни. Открыл дверь с ноги и бросил девушку на кровать так, чтобы не задеть ее ногу.

Ножки кровати заскрежетали по полу. Настя выпучила глаза, но не двинулась с места.

Я закрыл дверь со стуком, громко повернул дверной замок, закрывая нас в спальне.

Настя приподнялась на локтях и будто боялась пошевелиться дальше. Ее грудь быстро поднималась и опускалась. Взгляд метался от меня к двери, от меня к окну. Я понимал, что сейчас внизу царит абсолютная тишина не потому, что Бродячие ушли, а потому, что все жадно слушают, действительно ли их новый глава говорит и делает одно и то же.

Боль от пилюли при близком нахождении с истинной сегодня не помогала протрезветь. А я так мечтал, что она приведет рассудок в порядок.

Настя. Кровать. Спальня на замке.

Рехнуться можно! Я сорвал с бедер полотенце и швырнул в висящую картину так, что она качнулась и полетела вниз. Рама раскололась от удара о пол.

Настя вздрогнула.

Я оставался в одних мокрых плавках, она – полностью одета, с гипсовым сапогом на ноге. От ее взгляда, бегающему по моему телу, боль и желание скрутили узлом.

Я медленно двигался к кровати, а к ногам будто по пудовой гире привязали. Чем ближе я подходил, тем сильнее становилась боль.

Ну же, визжи, Настя. Кричи! Ори! Бросай в меня подушки. Бродячие ни за что не поверят, что ты вдруг стала покорной.

Да что с тобой? Почему застыла? Не смотри на мое тело. Не смотри, а то не выдержу, принцесса.

Ты пришла сюда, осталась со мной. Что это значит?

Я пытался найти ответ в глазах девушки, но его не было. Она сама понимает, что сделала? Я сделал рывок, схватил Настю за здоровую ногу и притянул на край кровати.

Она молчала. Съежилась вся, обхватила себя руками, и смотрела на меня во все глаза, тяжело дыша. И даже слова не сказала, когда я снял со здоровой ноги кроссовок.

Так не пойдет. Кричи! Ругайся! Проклинай! Бродячие должны слышать, как ты паникуешь. У них не должно закрасться ни одного подозрения.

Наблюдатели точно притаились на крыше соседнего дома – уверен. Жадно следят за каждым моим действием, чтобы тут же сделать вывод и передать остальным.

Я не могу ни написать, ни сказать Насте о том, что хочу сделать. Могу только сыграть на ее реакциях.

– На тебе много одежды. Так нечестно, – громко и уверенно сказал я, и в одно движение сорвал с девушки футболку. Настя, наконец-то, вскрикнула. Негромко, будто была к этому готова. Острая линия плеч, плоский живот и спортивный топ показались мне соблазнительней линий девушек с формами в дорогом фирменном белье на плакате магазина. Внизу все налилось кровью, заныло болью. Я схватил обе руки девушки, разжал ее хватку на себе и распростер ее по постели. И на секунду засмотрелся, потому что уже и мечтать не мог, что когда-то увижу разметавшиеся волосы Насти по своей кровати.