– А мое толкование: воскресный ребенок полон благодати. – На губах Перегрина промелькнула ироническая улыбка, но его дядя продолжал: – Слушай, мальчик, что ты скажешь, если мы вместе с тобою выполним ’предсказание нашего имени. Его величестве повелел мне быть представителем Британии при дворе курфюрста Бранденбургского, и я думаю взять тебя с собою. Что ты скажешь на это?
Если кто ожидал при этом выражении радостных, чувств со стороны Перегрина, то был бы разочарован. Он переминался с ноги на ногу, и после нескольких «э», произнесенных его дядей, он наконец пробормотал:
– Мне все равно, – и весь съежился после этого, как бы ожидая привычного удара хлыста за такой грубый ответ, но его дядя, дипломат, привыкший к терпению, только сказал:
– Хе! Жаль оставить дом и братьев. Э?
Перегрин только опустил голову и ничего не отвечал; волосы спустились ему на лоб, лицо его было мрачно.
– Слушай, мальчик, это не шутка, – продолжал его дядя. – Ты слишком велик для того, чтобы тебе могли сказать: я положу тебя в карман и увезу с собою. Я говорю серьезно.
Перегрин взглянул на него, и лицо его просветлело. Его губы задрожали, но он не сказал ничего.
– Слишком неожиданно для него, – сказал посол, обращаясь к другим. – Видишь ли, я не увезу тебя сейчас же. Я поеду в Лондон только через неделю или десять дней, и там уже мы экипируем тебя для путешествия в Берлин или в Кенигсберг; я надеюсь, что мы сделаем из тебя человека. Твой наставник говорил мне, что у тебя есть способности, и я надеюсь, что ты не посрамишь меня.
Д-р Вудфорд не мог удержаться, чтобы не сказать мальчику, что он должен благодарить своего дядю; но тот продолжал хмуриться, и сэр Перегрин прибавил:
– Он еще не дошел до этого. Пусть он сперва увидит, за что благодарить меня.
После этого Перегрина отпустили, и его друзья выражали свое удивление и неудовольствие, что этот мальчик, готовый на то, чтобы ему отрубили голову, только бы избавиться от своих cтраданий, сразу не ухватился за такое предложение; но сэр Перегрин только засмеялся на это и сказал:
– В нем есть содержание! Мне это нравится даже лучше, чем если б он стал лизать мне руки, как собачонка. Но я не стану более распространяться об этом пока не получу его согласия.
Он простился со своими хозяевами, и вслед за тем м-рис Вудфорд ожидало новое удивление. Она нашла этого странного мальчика в слезах лежащим на траве; казалось, что самая грудь его должна была разорваться от рыданий. Она старалась всячески утешить и успокоить его, но не могла добиться от него ни одного слова, и только когда она спросила его. – Разве тебе так грустно покинуть свой дом? Он отвечал: – Нет, нет! Не дом!
– Что же такое? Кого тебе так жаль покинуть?
– О, вы не знаете! Вы с Анной… вы только были добры ко мне… и отогнали… его.
– Но милый мой мальчик. Дядя будет так же добр к тебе.
– Нет, нет. Никто не будет так добр, как вы с Анной. Умоляю вас, оставьте меня у себя, а то они утащат меня.
Он был еще слишком потрясен событиями последних дней и к тому же не совсем оправился от болезни, чтобы рассуждать с ним. М-рис Вудфорд опасалась повторения прежних припадков и старалась только успокоить его. Она узнала от Анны, что у него пробудилась неясная надежда, что ему позволят остаться в Порчестере, и в этом заключалась главная причина его огорчения; ему тяжело было расстаться с людьми, которые первыми тронули его сердце и пролили свет в его уме.
На следующий день он казался спокойнее, и м-рис Вудфорд решилась поговорить с ним. Она доказывала ему, что отец вследствие разницы в убеждениях ни за что не согласится оставить его в их доме и помимо этого, в Порчестере были слишком распространены те предрассудки против него, из-за которых он уже столько выстрадал; дядя же его примет все меры, чтобы среди окружающих его ничего не было известно об этом.
– От этого еще мало будет пользы, – сказал он с мрачным видом. – Я такое существо, что они все равно будут смеяться надо мною.
– Я не вижу этого, если ты будешь заботиться о себе. Твой дядя сказал, что в тебе видны воспитание и хорошая кровь, и когда ты будешь в приличном костюме, вряд ли кто решится издеваться над племянником посла. Верь мне, Перегрин, что тебе только стоит начать жизнь снова.
– Если б вы были там…
– Мой мальчик, зачем желать невозможного. Ты должен научиться побеждать зло с Божией помощью, а не с моей.