Оборотень в погонах

– Господи помилуй… – долетел до меня голос Саньковского.

И вот тогда – рвануло. Колокол выдержал напор Ада, но площадка, на которой он стоял, оказалась не столь прочной. Фонтан огня хлестнул из разверстого драконьего зева вниз, пробивая перекрытия и снося опоры, а за ним начал рушиться и сам Генсек-колокол – не вбок, как я подумал вначале, а отвесно, пробивая себе дорогу огнем. Раскаленная бронзовая туша прошла обзорную площадку насквозь, и скрылась в белокаменном столпе.

Наш ковер продолжал снижаться – не падать, но близко к тому; я был уверен, что лишь аварийные чары не позволяют нам повторить судьбу колокола. Стоял непрерывный грохот, по стенам башни расползались трещины. Подняв голову, я увидал, как кренится позолоченный купол, зависая в неустойчивом равновесии, и, словно капли медного дождя, сыплются вниз меньшие колокола.

Внезапно под оглушительный треск стена лопнула посредине, и Генсек-колокол вывалился наружу. Адское пламя уже не снедало его изнутри. Печать испарилась, и только бронза еще дышала жаром. Мгновение он повисел на краю бездны, потом выступ, задержавший его падение, переломился, и колокол рухнул.

Мне хотелось закрыть глаза – больно видеть было, как это рукотворное чудо, только что сохранившее Москву, разобьется в лепешку – но я не успел. Генсек-колокол грянулся посреди лужайки у входа. Я ожидал, что он сомнется или треснет при ударе. Ничуть не бывало. Он отскочил, оставив посреди газона здоровенную вмятину, шлепнулся рядышком и медленно откатился, теряя остатки энергии. Вот край его коснулся стен часовни при звоннице, и над округой разнеслось запоздалое густое «бам-м-м».

Наверное, можно было посчитать это совпадением – что колокол не набрал скорости, пробивая перекрытие за перекрытием, и остыл ровно до температуры, при которой бронза имеет нужную упругость, и рухнул не на плитчатые дорожки, а на землю… Но мы с Колей разом перекрестились.

А потом из дверей звонницы начали выбегать люди, и я забыл обо всем на свете, пытаясь с высоты полутораста локтей отличить свою милую от ее сестры-близняшки, и направить непослушный ковер именно к ней.

В конце концов выручил меня Коля.

– Твоя – с сумочкой, олух, – показал он. – А вторая – с Зориным.

– Мря, – подтвердил кот.

Эпилог, или О заслуженных наградах

Валентин Зорин, вторник, 22 июня

Эфирник работал. Голос дикторши отчетливо доносился из соседней комнаты.

– …Позавчерашнего пожара на Останкинской звоннице. Вероятно, с неспособностью нынешнего кадрового состава СГБ предотвратить участившиеся теракты связаны последние перестановки в лубянских кабинетах. На должность заместителя первого заместителя главы службы назначен генерал Павел Тандыров. – По небольшой паузе я рассудил, что больше ничего на интересующую всех нас тему не скажут. И действительно, дикторшу сменил хорошо поставленный мужской голос: – Перед зданием Государственной думы прошел крестовый пикет, возглавленный самопровозглашенным патриархом новой русской орденской истинно православной церкви Аристархом, в миру Долбилиным, недавно анафематствованным от имени капитула реформированного Ордена. Около пяти десятков манифестантов, преимущественно пенсионеров, выкрикивали иосифлянские лозунги и размахивали хоругвями. Аристарх Долбилин произнес краткую проповедь, обличая чернокнижие…

– Вот заразы! – ругнулся Серов, поднимая от чашки слегка затуманенный взор. – Хоть бы что по делу сказали.

Полковник – теперь уже генерал – Тандыров, как выяснилось, занимал просторную квартиру в иосифлянской постройки доме на набережной Москвы-реки. Однако когда Гром «до выяснения» приволок нас к себе домой и, не говоря худого слова, там запер на два дня, не появляясь и лишь изредка названивая – чтобы не беспокоились, в пяти комнатах стало тесновато. Нам – мне с Ариной и Серову с Валевич-старшей – пришлось полегче: вече выделило им спальню, а нам – кабинет (наверное, по темпераменту). Остальные теснились в проходных комнатах вместе с загадочной Аэллой, которую я за все время видел трижды, и то краем глаза.

Первые сутки мы отсыпались и отъедались. Потом выяснилось, что делать нам абсолютно нечего. Читать Гром был явно не любитель – большая часть литературы в его доме хранилась в сейфе, и вскрывать его мы не рискнули. Арина, сильней всех тосковавшая по печатному слову, поводила немного вдоль стенки лозой и к этому вопросу не возвращалась. Когда я спросил – почему, она сообщила, что охранные знаки покрывают сейф не только снаружи, но и изнутри. Очевидно, чтобы особо пронырливые гримуары не вздумали почитать людей.