Оборотень в погонах

– Я еще подивилась – нешто в осьмнадцатую кавалер пожаловал? – продолжала старушка. – Значит, зашел он к нашему… упокоенному… а долго не сидел, скоренько вышел, да смурной такой… и ушел. Я и карету-то разглядеть не успела как следует, только, помню, крыша темная, и по ней узоры колдовские.

Вот пошла мода – на каретах разъезжать! И улицы наши истоптанные не смущают. Это старые, в центре, еще покрыты брусчаткой, как в старые времена, а по новым районам хорошо если дорожки пешеходные проложат. Хорошо тому живется, кому персы ткут ковер… а кому ковра не дали, тот меси родной навоз. Студенческая частушка времен моей юности; в те времена это называлось «сатирой». Хотя счастливые летчики из моих знакомых утверждают, что хрен редьки не слаще. Пробовали когда-нибудь найти в районе Садового кольца свободную вешалку?

– А с тех пор никто к нему не заходил. Только тот бусурман с ножиком, что за ним таскался бесперечь, – заключила старушка. – Вот такие дела, господин благочинный.

Бусурман с ножиком – это, надо полагать, телохранитель, ныне лежащий в воскресительном отделении Склифа. Судя по всему, зря лежащий; чудо еще, что после такой раны он не отбросил копыта на месте – видно, Невидимка чуть промахнулся. Но даже если незадачливый сотрудник «Чингисхана» и выкарабкается, показания он не сможет дать еще долго. С того света вызвать, пожалуй, быстрее будет. Только что он расскажет? Как напоролся на нож в подъезде? Или как тип в маске пристрелил его подопечного?

А насчет кареты с темной крышей – надо будет навести справки, кто это навещал нашего отшельника в его уединении.

– Благодарю вас, Клавдия Захаровна, – проговорил я, вставая. – Вы очень помогли следствию.

– Вы уж, ваше благочиние, найдите ирода! – с надрывом попросила старушка, и – готов поклясться – прослезилась. – А то что же деется-то, если хороших людей ни за что на своем пороге убивают!

Возможно, покойный Парамонов и не был такой уж отпетой сволочью, если по нему хоть кто-то прольет слезу?

От словоохотливой бабушки я отправился с соседям Парамонова напротив, но тех дома не оказалось. А чего я хотел? Рабочий день, все на службе.

Проверив еще пару квартир, я, наконец, набрался духу, и, поправив фуражку и отряхнув форменный кафтан, позвонил в дверь квартиры номер восемнадцать.

Звонить пришлось довольно долго – минут пять, с перерывами и руладами. За это время я успел растерять куцые огрызки новоприобретенного благодушия и всерьез забеспокоился о судьбе госпожи Валевич.

Марина Станиславовна Валевич… красивое имя у девушки. Необычное. Везет вот некоторым. Не то, что мое – серей некуда: Валька Зорин. Таких валек по стольному граду – на каждом дворе. А Марина Валевич, наверное, одна. Так и слышится что-то шляхетски-гордое, вальяжное… даже в нищете стоящее наособицу. А живет наша Марина, к слову сказать, не бедно. Не роскошно – тому свидетелем поцарапанная дверь времен соломоновых – но и не бедно. А может, дверь – это из-за отсутствия мужской руки? Девушка, вам дверь поменять не надо?

Наконец за дверью залязгало, точно в кузнице, и глазок на уровне моего плеча залихватски подмигнул.

– Кто там? – послышался приглушенный голос.

– Господство Зорин, – представился я, наклоняясь к самому глазку. – Из благочиния, по делу Парамонова. Я к вам вчера заходил, помните?

– А… – выдавила девушка неопределенно, и дверь чуть-чуть приотворилась – ровно настолько, чтобы просунуть крестик.

Я от неожиданности икнул. Любой встречи можно было ожидать – особенно в наше время, когда благочинским не особенно доверяют, – но чтобы с оружием в дверях останавливали!

– А нельзя зайти чуть попозже? – спросила Марина вяловато, и не сдержала зевок.

– Я вас поднял? – с раскаянием сообразил я.

– Да, – отрезала девушка.

Что-то в ее голосе показалось мне неубедительным, хотя брошенный в узкую щель взгляд подтверждал показания – встречать незванного гостя барышня Валевич вышла в халатике, наброшенном прямо на ночнушку. Хорошо живут кафешантанные певички. Спят до полудня…

– Если вам неудобно, могу зайти в другое время, – предложил я вежливо.

– Д-да… – Девушка проморгалась немного, тряхнула головой, сфокусировала взгляд на моей физиономии. Дверь приотворилась пошире. – Вы извините… что я так…

– Ничего-ничего, – с напускным благодушием успокоил ее я.

– Вы мне напомнили… одного знакомого, – объяснила девушка. – Н-неприятного. Не обидитесь, что я вас не приглашаю?

– Мне, – улыбнулся я, – по службе не положено обижаться.

Марина несмело улыбнулась.

– Вы правда извините, – пролепетала она, – но уж очень невовремя… Может, вечером… Ой, нет, вечером я выступаю…

– В ресторане «У Ательстана», – закончил я за нее.

– Знаете? – удивилась она.

– Служба такая, – пожал я плечами.

– Нет… – Девушка смутилась. – Решила, захаживали…

– Ну что вы, – я попытался придать физиономии выражение, подобающее патентованному гишпанскому инкубу, – если бы я наведывался в это заведение прежде, то, без сомнения, запомнил бы вас. Позволите заглянуть к вам на работу?

Ой, Валя, не перебарщивай! Соблазнитель нашелся.