Оборотень в погонах

Я еще в прежние времена заметил за ним интересную особенность – мой старший коллега очень выразительно читал. Вот и сейчас я будто наяву слышал голоса – немузыкальный тенорок Парамонова и звенящий от страха баритон его неведомого собеседника – хотя не был знаком ни с тем, ни с другим.

Парамонов: Добрый день, Дмитрий Никитич. Как и договаривались…

Собеседник: Да, да! У меня мало времени… вот-вот придет… минуты две…

Парамонов: Тогда – я правильно понял, вы хотели сказать, что выступления серкелуин поддерживаются…

Собеседник: Именно! Кормильцев их науськал. Это его идея. Я тут не при чем… Он уговорил Долина, но он и его подставит, я знаю!

Парамонов: Успокойтесь, Дмитрий Никитич, Христа ради!

На этом месте я сообразил, с кем беседует газетер – в его списке последним шел некий Дмитрий Никитич Карлин. А вот как он связан с бывшим орским (или все же оркским?) мэром, а с недавних пор – пермским губернатором Долиным, оставалось пока загадкой.

Парамонов: Никаких документов у вас, само собой, нет?

Карлин: Кого вы за идиота держите? Меня? Упыря? Он ведет с ними свои дела, а Долина приглашает снимать сливки… Я уже тогда понял, что пахнет керосином… (неразборчиво)

Парамонов: Дмитрий Никитич?

Карлин: Идет, скотина… Вот что – я слышал, что Хиргор отправляется в Москву на днях, и акция назначена на двадцать третье. Все. Потом созвонимся.

Никодимов замолк.

Я ошарашенно потряс головой. Расшифрованная, стенограмма больше порождала вопросов, чем давала ответов.

Кто такие Кормильцев, Упырь и Хиргор? Какие сливки предстоит снимать мэру? Что за акция в Москве? И что означает загадочное словечко «серкелуин»?

Впрочем, последнее вызывает хотя бы смутные ассоциации. Слово, похоже, эльфийское… хотя я не настолько хорошо знаком с древней речью, в академии нас больше гоняли по греческому и латыни.

– Ну что? – поинтересовался Никодимов, помолчав.

– Полезно, – неопределенно откликнулся я. – Спасибо, Пал Кузьмич.

– Ох, Валя… – Старик покачал головой. «Беломорина» окончательно изошла пеплом; Никодимов машинально выплюнул окурок, глянул недоуменно – что еще за гадость? – и растер каблуком. – Укатают тебя еще крутые горки… смотри…

– Остерегусь, – пообещал я уверенно.

Никодимов пожал плечами.

– Тут… – Он пошарил по карманам. – Спрашивали о тебе, между прочим.

Сердце зачем-то попыталось спрятаться за ахиллесовым сухожилием, потом решило, что благочинским трусить неприлично, и вернулось за грудину.

– Кто? – каркнул я.

Чего я боюсь, Господи? Кому я нужен? Не уроды же вчерашние пришли довломить мне недовломленное?

– Да… мужичок какой-то… – отмахнулся Никодимов. – Без особых примет, но по повадкам – газетер. Подлость так и прет из глазенок. Ну да ты у нас теперь звезда эфирных волн… – прищурился старик. – Смотри, чтобы слава в голову не ударила.

– Меня в голову только кулаками бьют, – пожаловался я. – Совсем расклеился на кабинетной работе.

– Да, приложили знатно, – согласился Никодимов. – Ну что, может, по старой дружбе заедешь к нам? Мы-то не погорельцы, можно и кофею погонять, и… этой… после службы… беленькой…

– Спасибо, Пал Кузьмич, но откажусь, – ответил я с сожалением. – Мне до дому знаете сколько переть?

– Знаю, помню, ты еще в отряде все уши прожужжал… Ладно уж, беги…

Старик осекся. Я понял, отчего – верно, хотел по старческой снисходительности назвать меня, как всех своих подчиненных, «щенком», да вспомнил, что этого слова я не терплю. А прежде знал твердо, и запинок таких не бывало. Время летит…

Я распрощался с Никодимовым и двинулся прочь, к остановке.

Идти пришлось мимо пострадавшей инсулы. Я отскочил с дороги здоровенного тролля, в одиночку тащившего на горбу балку толщиной с меня, а длиной едва не с энтобус, под дикие вопли темпераментного десятника-орка:

– Ы-ы-ы!… Лэвэй, лэвэй, тэбэ говорат, гагронк ша-кушдуг! А ты стой, галрог твой мама ымел!..

Случайно я натолкнулся плечом на встречного прохожего – молодого, ста лет не будет, эльфа, и был поражен тем, с какой ненавистью тот глянул на меня в ответ. Если бы скопившийся в глубине его синих очей лед взаправду обрушился на мою голову, думаю, меня бы и саламандра не отогрела. На мое растерянное «извините…» эльф даже не обернулся.

В злые времена мы живем. Даже эльфы, и те звереют понемногу.

Всеволод Серов, пятница, 18 июня

Быстро сгущающиеся сумерки сильно облегчили мне мою задачу – особенно с учетом того, что количество прохожих на улицах стремительно уменьшалось по мере удаления от портала. М-да, Подольск, это вам не столица. Хотя… тоже мне провинция – семь порталов от Царицына.

Как бы то ни было, мне снова пришлось освежить в памяти навыки скрадывания – благо редкие эльмовы огни общественных светильников давали света чуть ли не меньше, чем мелькавшая в разрывах мутных туч неровно обгрызанная луна. Я не теневик, я просто тень… просто тень, дергающая на стене в такт порывам ветра.