Оборотная сторона НЭПа

«Усиление роли партаппарата, в большинстве случаев назначаемого, и привело к росту бюрократизма в партии… Обвинение во фракционности товарищей, критикующих некоторые стороны политики ЦК, объективно означают борьбу против свободы дискуссии, возвещенной резолюцией от 5 декабря… Собрание протестует против перенесения дискуссии из области внутрипартийных вопросов в область борьбы с отдельными личностями и травли т.н. оппозиции»^{309}.

Закрепил же столь опасные для ПБ тенденции в армии циркуляр Политуправления (ПУР), РВС СССР № 200 от 24 декабря. Он уже официально установил «введение института выборности секретарей

— организаторов ячеек.., обеспечение за ячейками инициативы и самостоятельности в работе путём высвобождения их из-под мелочной опеки военкомов (комиссаров.— Ю.Ж.) и политотделов». Предложил «отказаться от утверждения секретарей-организаторов и членов бюро ячеек политорганами… В целях стабилизации (сохранения на длительный срок на одном месте. — Ю.Ж.) выборных партработников переброски таковых производить лишь в исключительных случаях… Допускать свободную дискуссию по этим (военного строительства, общепартийной жизни и деятельности, ещё не разрешённые партией в целом. — Ю.Ж.) вопросам и критику деятельности руководящих военно-политических и партийных организаций»^{310}.

Подписал циркуляр начальник ПУРа В.А. Антонов-Овсеенко, занимавший должность с августа 1922 года. Прославившийся в октябре 1917 года руководством захвата Зимнего дворца и арестом членов Временного правительства. Один из трёх наркомов по военным и морским делам первого состава советского правительства, главнокомандующий войсками южных советских республик, боровшихся против контрреволюционных сил Каледина, Краснова, украинской Рады. Не проявив полководческого дара, позже занимал различные сугубо гражданские посты в Витебске, Москве, Перми, Тамбове. В октябре 1923 года примкнул к оппозиции, подписав «Заявление 46-ти».

Содержание подписанного им циркуляра, демонстративно отвергшего какую-либо субординацию -. разрешение начать перестройку системы выборов и принципов деятельности партийных органов в вооружённых силах без разрешения или хотя бы согласования с ЦК, в Оргбюро расценили как вызов. Как «выражение грубого нарушения со стороны т. Антонова-Овсеенко основ взаимоотношений ЦК с ПУРом, работающим на правах отдела ЦК»^{311}. Поставленный о том в известность, герой Октября счёл себя оскорблённым. 27 декабря направил в ПБ и ЦКК гневный протест, который в те дни мог бы себе позволить один лишь Троцкий.

«На всех собраниях, — ставил Антонов-Овсеенко в известность адресатов, — и особенно на собраниях “военных коммунистов”, официальные представители ЦК значительное, иногда исключительное время расходуют на разбор политической биографии т. Троцкого». И в подтверждение своих слов привёл содержание письма некоего «политработника». Тот же якобы поведал ему следующее:

«Выступивший три дня назад на общегородском собрании членов бюро ячеек Харьковской парторганизации секретарь украинского ЦК т. Квиринг заявил, что “т. Троцкий раскалывает партию и нарушает единство”. Сообщал неназванный автор письма о точно таких же выступлениях председателя Всеукраинского ЦИКа Петровского, члена ЦКК компартии Украины Макара и, главное, о реакции их слушателей. Они, оказывается, прерывали ораторов возгласами “Да здравствует товарищ Троцкий!”». Кончалось же письмо мнением автора — «Я считаю, что это весьма опасно. Среди военных коммунистов уже ходят разговоры о том, что нужно поддержать всем, как один, т. Троцкого».

Более осторожный вывод делал Антонов-Овсеенко. Он счёл смыслом шедшей кампании — «мобилизовать вслепую поддержку линии большинства Политбюро, все силы “старой гвардии большевиков”, все лучшие традиции и наисквернейшие предрассудки, вынесенные большевиками из старой дореволюционной борьбы — дабы изолировать т. Троцкого от старых большевиков, лишить его серьёзной партийной опоры в проведении его взглядов… По моему глубокому убеждению, это крайне опасная затея…

Существо разногласий внутри ЦК совершенно не ясно ни для партийных, ни для внепартийных масс, взвесить серьёзность этих разногласий и свободно их разрешить партия не в состоянии… Ясно, к чему это ведёт. К глубочайшей деморализации и партии, и армии, и рабочих масс и к подрыву влияния нашей партии в Коминтерне, к ослаблению твердости и выдержанности линии Коминтерна».

Заканчивалось же послание Антонова-Овсеенко чуть ли не ультимативно. «Знаю, — грозил он, — что этот мой предостерегающий голос на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведёт ни малейшего впечатления.