Оборотная сторона НЭПа

Тогда Сталин в спор не ввязался. Выступил четыре дня спустя, 23 апреля, уже с докладом. Охарактеризовал уклоны, вынужденно повторив навязанный Троцким их порядок по степени опасности, как «тормозящие дело объединения республик в единый союз». Предельно коротко — о великорусском шовинизме. Чуть больше — о существующем фактическом неравенстве союзных. и автономных республик, «унаследованном от периода царизма». Воспользовался темой, чтобы вернуться к изложению своей позиции.

«Некоторые народности, — по-учительски объяснял Сталин, — не имеют своих пролетариев, промышленного развития не прошли, даже не начинали, в культурном отношении страшно отстали и совершенно не в силах использовать те права, которые им предоставлены революцией. Это, товарищи, более важный вопрос, чем вопрос о школах (национальных, с преподаванием на родном для учащихся языке. — Ю.Ж.).

Тут некоторые из наших товарищей думают, что выпятив на первый план вопрос о школах и языке, этим самым можно разрубить узел. Неверно, товарищи. На школах тут далеко не уедешь. Они, эти самые школы, развиваются, язык тоже развивается, но неравенство фактическое — это основа всех недовольств и всех трений».

Рассказал о начавшемся переводе фабрик из России — в Грузию, Бухару, Туркестан. «Есть все данные, — пояснил Сталин, — что эти республики, в хозяйственном отношении отставшие, не имеющие пролетариата, должны с помощью русского пролетариата основать у себя очаги промышленности… с тем, чтобы… были группы пролетариев местных, могущих послужить передаточным мостиком от русских пролетариев и крестьян к трудящимся массам этих республик».

Перейдя к «третьему фактору, тормозящему объединение республик в единый союз», Сталин явно отвёл душу. Говорил о нём в четыре раза дольше, нежели о русском шовинизме. Как и в первом варианте тезисов, подробно остановился на национализме грузинском, азербайджанском, узбекском. Рассказал, что в Зангезуре «большинство — армяне, и там они вырезали всех татар (азербайджанцев. — Ю.Ж.)», а в Нахичевани «татары преобладали, и они вырезали армян».

Самым подробным образом остановился Сталин на так называемом грузинском деле. Растолковал причины, по которым грузины-коммунисты так упорно возражают против Закавказской Федерации. Такое региональное объединение, сказал Сталин, «лишает Грузию той доли привилегированного положения, которое она могла бы занять по своему географическому положению» — обладая стратегически важным Батумом. Напомнил и об ином. В Тифлисе «грузин не более 25%, армян не меньше 35%, затем идут все остальные национальности… Меньшевики просто выселяли из Тифлиса армян и татар. Теперь же, при советской власти, выселять нельзя, и потому надо выделиться из федерации, и тогда будут юридические возможности, чтобы самостоятельно произвести некоторые такие операции, которые приведут к тому, что выгодное положение грузин будет использовано полностью против Азербайджана и Армении».

Затем предложил то, что и позволит преодолеть национальный шовинизм. Первое — «чтобы не только школы, но и все учреждения, все органы… действовали на языке, понятном для масс, чтобы они функционировали в условиях, соответствующих быту данного народа». Второе — «такая конструкция комиссариатов в союзе республик, которая дала бы возможность, по крайней мере, основным национальностям иметь своих людей в составе коллегий». Третье — «необходимо, чтобы в составе наших высших органов был такой орган, который служил бы отражением нужд и потребностей всех без исключения республик и национальностей», то есть предложил утвердить создание второй палаты ЦИКа СССР.

Завершая же доклад, резюмировал: «Мы стоим перед опасностью, что некоторые группы товарищей нас могут толкнуть на путь предоставления привилегий одним национальностям за счёт других… Мы на этот путь становиться не можем, ибо это есть развитие местного национализма в самой уродливой, самой шовинистической форме»^{113}.

Построив доклад именно так, Сталин изрядно рисковал. Буквально накануне открытия съезда, 16 апреля, всплыло то, чего он опасался ещё в феврале. Почему-то именно в этот день Фотиева вдруг надумала послать Каменеву странное письмо. «31 декабря 22 года, — писала она, — Владимиром Ильичём была продиктована статья по национальному вопросу… Незадолго до своего последнего заболевания он сообщил мне, что статью эту опубликует, но позже… Единственный экземпляр статьи, имеющийся у меня, хранится по распоряжению Владимира Ильича в его секретном архиве»^{114}.