— Он отошел от линии.
— Нет, — выпалила Нэнси, уставившись в свой телефон. — Нет! Это не должно было случиться снова!
Несколько перепуганных рабочих обернулись посмотреть, в чем дело. Прежде чем и мы этим поинтересовались, Нэнси уже и след простыл с территории завода. Она не успела дойти до двери, как мы уже это выяснили. Подошли пять мужчин в черных костюмах, их пальцы были прижаты к ушам. У входа между тем собралась изумленная толпа.
— Ох, твою… черт, — выругался Луи, его глаза метнулись ко мне, а потом к ним. Он прикрыл лысину руками. — Можно сказать, крышка.
— П.Н. — Оторвал взгляд Кэл. — Вот блииииин.
— В чем дело, — спросила я, хотя уже догадалась, что мне ответят. Не удивительно, что Нэнси расстроилась.
— Готовьтесь приветствовать начальника, — застонал Кэл, убирая телефон и подбегая к Нэнси, которая разъяренно выговаривала агентам службы безопасности, будто это они несли ответственность за казус в масштабном планировании — сенатор и президент остановились в одном и том же месте.
Даже у Мег взгляд был дикий, когда она выбралась из толпы.
— Как такое могло произойти?
— Я разузнаю, — прорычал Эллиот, появившись из ниоткуда. — Давайте закругляться. Все заходят, выходят. У автобуса в пять сфотографироваться с каждым.
За последовавшей за этим поддельно-веселой суматохой я решила прибиться к народу из Локомотива. Возле его двери мы и встретились с Гейбом и Грейси.
— Можешь притащить нам сумку с Доритос? — прошептал Гейб.
— Только одну, — улыбнулась Грейс. — Мы поделимся. Хоть и не без труда.
— Пожалуйста? Мы голодные. — Простонал Гейб. Можно подумать, он умирающий уличный мальчишка.
Доритос явно противоречит куперовской диете. Ну об этом я не знаю, так? И могу принести им. На все про все пять минут.
Окей, три.
Я зашла на завод, юркнула в тускло освещенный коридор к свободной комнате отдыха, которую я приметила, когда мы маршировали на мероприятие.
Сейчас она свободной не была. Внутри стоял шум.
— Давай, сволочь!
Секунду я колебалась, прежде чем завернуть за угол — достаточно, чтобы заглушить смех.
Энди Лоуренс сошелся в бою с автоматов для снеков: руки широко расставлены, нога занесена для пинка.
Это слишком хорошо.
Я откашлялась. Энди повернулся, при виде меня его лицо залила краска.
— Квинн, — он захлопал глазами. — Удивительно встретить тебя тут.
Я встала между ним и аппаратом, выискивая пакетик «Читос», дразняще свисающий с конца ленты. Я мягко и легонько постучала по стеклу и — какая удача! — он свалился в лоток. Наслаждаясь его ущемленным самолюбием, я передала Энди «Читос».
— Как ты это сделала? — он подозрительно покосился на автомат.
Я пожала плечами.
— Наверное, ему захотелось вежливого обращения.
Его лицо расплылось в кривоватой улыбке.
— А ты сообразительная, Кейт Квинн.
Уши покраснели, а за ними, как я догадывалась, и лицо.
— Надо идти! — сказала я и поспешила обратно, пятясь, прежде чем он снова прикоснется пальцами.
Я влетела в автобус секунду спустя после Эллиота, но уже посмотрел так, будто я припозднилась на час. Проигнорировав его, я шлепнулась рядом с Грейси и уставилась в окно на лимузин президента, надеясь, что никто не заметит, как я сдерживаю глупую улыбку.
— Кейт, — прошептала Грейси.
Я затаила дыхание, повернувшись к ней, но не смогла утихомирить головокружение.
Она приподняла маленькие бровки.
Доритос!
Ой, — ухмылка испарилась. — Вот раз так раз!
• • •
Следующие несколько дней сенатор колесил по западному побережью, для остальных это было время расслабиться. Проще сказать, чем сделать. Во второй половине дня, пока Мег надзирала за тем, как Гейб пробует новые и улучшенные пушечные ядра, мы с Грейс прокрались полюбопытствовать о новостях.
На CNN какой-то чувак в бабочке вещал о том, что желают избиратели.
— Их не волнует его жизнь — их волнует своя, в первую и последнюю очередь. Этот роман на стороне, скандал с Кейт Квинн все больше и больше перестает быть проблемой…
— Мы говорим о внебрачном ребенке, давайте не будем упрощать.
На экране появилась надпись: «Скандала с Кейт Квинн нет и в помине».
Я вздохнула.
— Они хотя бы перестали меня называть дитя любви.
— Да, — хихикнула Грейси. Ее лицо переменилось. — А что такое дитя любви?
Сзади откашлялись. Я обернулась. Рот Мег дернулся. Подавила смешок? Надежду?
— Брысь, — приказала она. — Проведите остаток дня как нормальные дети. Ступайте.
Мы вышли из гостиной, а Мег потянулась к пульту. Но до того, как она выключила телевизор, я услышала: «Далее — жесткий курс Купера по вопросам иммиграции и что это значит для латиноамериканского населения…»
Слова жесткий курс застряли в голове на пугающе долгое время с самого момента выключения телевизора. Когда после обеда позвонит Пенни, я сразу же выложу ей, даже не поздоровавшись. Она знает, что они означают. Но я колебалась, говорить ли ей. Она была оптимистично настроена, ей хотелось услышать, как все прошло, что я не захотела портить ей настроение. Или свое.
К тому же у нас были более подходящие темы для разговора. Например: «Да что такое с этими платьями? Каждый раз, как увижу тебя по телевизору, на тебе костюм американской девчонки».