Вот что пишет L’Osservatore Romano:
«’’Змий, — продолжает папа, — это символ зла, символ диавола; он был самым коварным из животных в земном раю». Поскольку «змий был тем, кто способен совратить с помощью обмана», он — «отец лжи: и это тайна». Но что же, значит, мы «должны смотреть на диавола, чтобы спастись? Змий — это отец греха, тот, кто побудил человечество согрешить». На самом деле «Иисус говорит: «Когда Я буду вознесен, все придут ко Мне». Очевидно, что это тайна креста». «Бронзовый змий исцелял, — говорит Франциск, — но бронзовый змий был двояким знаком: знаком греха, совершённого змием, знаком совращения змия, коварства змия; но он был также и знаком креста Христова, он был пророчеством». И «потому Господь говорит им: «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, кто Я». Таким образом, утверждает папа, мы можем сказать, что «Иисус «стал змием», Иисус «стал грехом» и взял на себя все мерзости человечества, все мерзости греха. И Он «стал грехом», он дал вознести Себя, чтобы все люди смотрели на Него, люди, раненые грехом, мы сами. Это тайна греха, и об этом говорит Павел: «Он стал грехом» и принял вид отца греха, коварного змия». «Кто не смотрел на бронзового змия, будучи ужален змеей в пустыне, — объяснил Понтифик, — умирал во грехе, во грехе роптания против Бога и против Моисея» Подобным образом, «тот, кто не признает в этом человеке, вознесенном, подобно змию, силу Бога, ставшего грехом, чтобы исцелить нас, умрет в собственном грехе». Ибо «спасение приходит только с креста, но с того креста, который есть Бог, ставший плотью: нет спасения в идеях, нет спасения в благих намерениях, в желании стать хорошими»… Крест — говорит он далее — «для некоторых является отличительным знаком принадлежности: «Да, я ношу крест, чтобы было видно, что я христианин»». «Это неплохо», но «это не только отличительный знак, типа эмблемы команды», но «это память о том, кто стал грехом, кто стал диаволом, змием, ради нас; унизился до полного самоуничижения»»[1029].Наконец-то Франциск произнёс то, что выражает саму суть его мировоззрения, в основе которого лежит гностико-кабаллистическое учение масонства, уравнивающее добро и зло, свет и тьму. Под этими словами с готовностью подписались бы теософы, рассматривающие змия-искусителя как своего бога. Так же откровенно демонизировала Христа их наставница сатанистка Е. Блаватская, выдавая Его за Люцифера: «Démon est Deus inversus», «Логос и Сатана едины», «Люцифер есть Логос в своём высшем аспекте. Слово — перворожденный Слово — перерождённый брат Сатаны». В лучших традициях гностицизма Франциск обильно применяет христианские понятия и сюжеты, наполняя их нехристианским содержанием. Накладывая покров «тайны» на евангельский текст и пребывая как бы в ореоле посвящённого, он даёт ему своё собственное, ложное и извращённое толкование, замещая собой всё святоотеческое предание. Это есть выражение оборотнической религии,
окончательное утверждение которой приведёт к тому, когда по словам теософа Алисы Бейли, «между единственной Универсальной Церковью, Священной Ложей всех масонов и более узким кругом эзотерических обществ не будет расхождений».
Гностическое изображение змея, символизирующего Христа
Глава 41. Папский синедрион в действии, или Диктатура Бергольо
Главным проявлением недовольства стала смута из-за Amoris Laetitia.
В сентябре 2016 года копившееся внутреннее возмущение поведением понтифика, а главное, понимание разрушительных последствий его реформ, наконец проявило себя. Четыре кардинала-традиционалиста, всё те же Раймонд Лео Бёрк, Вальтер Брандмюллер, Карло Каффаро и Иоахим Мейснер, обратились к папе с официальным запросом (dubia) о разъяснении пяти пунктов из восьмой главы. Он был составлен в виде вопросов, требующих простых ответов — «да» или «нет»[1030]. Поскольку понтифик не ответил на послание, кардиналы обратились к нему с ещё одним письмом, в котором, описав ситуацию смятения и дезориентации, возникшую в связи с Amoris Laetitia, призвали папу внести ясность и определённость.
Папа Франциск миссионерствует
Ответом со стороны папы вновь стало молчание. Более того, в ноябре, по случаю окончания Года Милосердия, он продемонстрировал твёрдую приверженность своей линии, предоставив право всем священникам прощать грех аборта, — ранее это могли делать только епископы или священник, принадлежащий к Верховному трибуналу Апостольской пенитенциарии. Молчали и кардиналы, и члены курии: хотя часть из них и была согласна с dubia, никто не решился поднять голос в силу напряжённой ситуации в ведомствах Св. Престола, которую некоторые сотрудники назвали «царством террора» и «ватиканским военным положением».