Оборотни особого назначения [СИ]

А пока мы на удивление благополучно миновали граничную полосу, потом перебрались через мангровый лес, где безбашенный медоедка повадилась охотиться на ядовитых змеегаторов, еле вытрясли из белки кровоблох, которых дурной скунс подцепил в каком-то дупле, верхним ярусом — по веткам— пробрались над гигантской рекой, не имеющей названия — я ее не называл, а другие сюда не добирались. И теперь шли знакомой сельвой бывшей «населенной» зоны — тут и там попадались древние руины ульев. Вот в одной такой «крепости» я когда-то и устроил свою самую дальнюю и самую секретную заначку.

Точка:

— Осторожно, полоумная! — Карл, пребывающий в человеческом облике, успел поймать меня за мохнатый хвост и силком вытянуть из норы, в которой скрылась такая вкусная змейка. — Куда ты лезешь, если не знаешь, чем кончается нора и сколько там змей? Пять десятков укусов даже медоед не выдержит.

Я виновато засопела и потрелась о его ноги, заискивающе глядя в глаза.

— Поганка, — проворчал мужчина, смягчаясь, и погладил меня по шерстке. Привычным таким жестом, непроизвольным.

Как только он отступил от своего железного «низачтоникогда» и брыкаться стал только для порядка, он тут же принялся учить меня выживанию в сельве. Причем, как я поняла, ничего не скрывая, рассказывая и показывая такое, чем ни с кем никогда не делился. Во-первых, не с кем было особо, а во-вторых — эти секреты помогали не только выживать, но и стать самым успешным охотником сельвы. Понятно, каждый старался держать их при себе, чтобы не плодить конкурентов.

Я училась с восторгом, еще и скунса припахивала, хотя он поначалу пытался удрать повыше и оттуда материл меня на своем скуньсем языке. Я уже без перевода примерно понимала, что пацан всю жизнь прожил в улье и сельва ему ни в одно место не уперлась, гулять по ней добровольно он не собирался.

А потом его там, наверху, чуть не сожрала кунежулица — этакая помесь куницы и жужелицы, и мохнатый комок нецензурного цоканья живо понял, что уроки выживания никому не помешают. До улья мы еще когда доберемся, а голодные хищники уже здесь.

Карл меня даже вкусные яблочки научил добывать! Главный секрет был в том, чтобы покормить жор-дерево достаточно крупной тушей какого-нибудь зубоногого оленя в нужный момент — когда на нем один или даже несколько почти созревших плодов.

Сожрав подношение, растительный хищник через пару часов растворял добычу в стволе и впадал в некое весьма условное оцепенение, направляя все питательные вещества в плоды, краснеющие на глазах.

И вот тут надо было не зевать. И того. Сорвать яблочко.

Кстати, дерево не особо и возражало — из объяснений Карла я поняла, что плод нашпигован мелкими семенами, которые не перевариваются в желудке и выходят из организма угостившегося вместе с естественным удобрением. Во как!

Короче, несмотря на постоянное беспокойство о своих, несмотря на тараканов Карла, которые периодически маршировали по его нахмуренному челу, когда он думал, что я на него не смотрю, несмотря на опасность и напряжение, впервые в этом мире мне было так хорошо. Я по этому поводу слегка поугрызалась совестью — ребята-то там в плену, а я тут… но долго угрызаться не вышло.

Даже скунс, взявшийся после кунежулицы вонять на любой подозрительный шорох, не мог испортить мне настроения.

Гнездо в развалинах медоед устроил себе знатное. Даром, что мужик. Уютная нора, крепкая, чистая, сухая… под воздействием своей собственной зверюги я как-то незаметно отучилась ценить вещи, мебель и прочие изыски цивилизации. Ну разве что против камина не возражала, так он здесь был.

И постель была, точнее, огромное ложе из отлично выделанных шкур какой-то зверушки, похожей на гигантского песца в крапинку. Поневоле, при одном взгляде на нее закрадывались самые фривольные мысли.

Самое смешное, что мысли эти пришли не только ко мне, более того, в мою голову они вообще завернули с изрядным опозданием.

Карл устроил в соседнем отнорке белка, которого категорически отказался пускать в святая святых, ибо «опять непонятно чего пересрется, а мне потом лежку менять?!» И вошел в комнату, когда я уже разожгла огонь в камине и уже вынула из него свою фирменную сковородку с жареным попугаем. Запах… ммммм!

Не знаю, что Карл в этот момент сделал со своими тараканами. Может, они сами резко выпали в осадок от запаха нормальной еды и ощущения удивительного домашнего уюта. Но когда я обернулась мужчине навстречу и улыбнулась…

Сковородку я еще успела, не глядя, сунуть куда-то в сторону. А дальше началось такое… тако-ое!

Это я про свою развратность была преувеличенно-высокого мнения. Ибо на шкуре в свете камина этот чокнутый медоед устроил мне оргию, каких я даже в контрабандной немецкой порнографии не видела.

— Моя… к пустотнику все! Моя!

А у меня тоже словно крышу снесло. Ну не знаю, не знаю! Гормональный шторм течки давно схлынул, так чего меня тянет к этому местами угрюмому и обтараканеному с головы до ног парню, словно он натурально медом намазан?! Вроде не красавец, не весельчак, не галантный кавалер, и вообще. Ворчит часто. Поучает.