Оборотни тоже смертны

Фриц широко махнул рукой с ножом, целя в бок. Обычное дело – отбить удар двумя руками с автоматом… Но каким-то шестым чувством Сергей понял, что это делать не надо. Он ушел в сторону – и кинул автомат плашмя немцу в лицо. А затем ударил его ногой под колено. Немец повалился, успев встретить в полете кулак разведчика.

Мельников оглядел валяющегося фрица. Интересно, живой или нет. Вроде, живой… Это хорошо. Пленный егерь нам пригодится. Мельников перевернул бесчувственного фрица на живот и стал связывать ему руки веревкой, которую всегда таскал в кармане. Привычка охотника за «языками»…

Приводя в порядок автомат, Сергей вспоминал рукопашную схватку. Почему он понял, что нельзя применять стандартный прием пограничников, который Макаров демонстрировал всем желающим? А… Немец уж больно широко размахнулся. Демонстративно. Тоже, видать, сообразил, что перед ним серьезный противник.

– Ну да, – вслух подвел итог Сергей. – Я попытался бы отбить удар ножа автоматом, а он – видать, опытный боксер – врезал бы мне правой в морду так, что я бы не встал…

* * *

Тем временем Аганбеков и его бойцы все же вытеснили немцев в заболоченную низину. Теперь по ним стреляли из леса, с возвышения. Справа, с той стороны реки, откуда эта болотина отлично просматривалась, садили пулеметы. Макаров со своими ребятами, особо не высовываясь, поджимали справа. Егеря свирепо огрызались, но они очутились в очень скверном положении. На низине росли лишь редкие кусты, а болото было достаточно глубоким. По колено примерно. То есть особо не побегаешь. Так что охотники стали жертвами. Сдаваться они не собирались; впрочем, этого им никто и не предлагал. Большинство из отступавших так и осталось в этой низинке. Но нескольким удалось достичь леса на противоположной стороне. Гоняться за ними Аганбеков счел излишним.

– Мельников! Ты живой? – заорал Макаров.

– Живой я! У меня пленный! Идите сюда, а то мне его лень тащить! Он в полной отключке! – донеслось из леса.

Макаров и Голованов пробились к дружку.

– О, судя по нашивкам, офицер[34], – протянул старшина, оглядывая лежащую на земле крупную фигуру в камуфляжном костюме. – Но ведь он же мертвый.

– Оклемается. Они, гады, живучие. Я, когда «языков» брал, и сильнее прикладывал. А этот – вообще амбал. Да и боксер, судя по всему. Такие от удара кулаком в лоб не помирают. Не мог же я не доставить подарка особисту!

– А весело фрицы стали воевать… – сказал кто-то из партизан, тоже подошедших поглядеть на пленного егеря.

– Да уж. Не только мы учимся, к сожалению. Раньше фрицы вели себя попроще… – задумчиво протянул Мельников.

Октябрь 1941 года (за год и три месяца до описываемых событий), где-то под Копылем

В те времена отряд Аганбекова насчитывал человек тридцать. Ни о каких партизанских соединениях, а уж тем более о целых партизанских краях, речь не шла. Оружия было много – наши при отступлении побросали его не на один отряд. С патронами было куда хуже – поэтому партизаны при первой возможности меняли свои винтовки и автоматы на немецкие. Патроны для последних можно брать у убитых. А для наших – откуда взять? Что же касается взрывчатки, то ее не было вообще. Не говоря уж о связи с Большой землей. Никто не знал, что происходит на фронте, стоит ли еще Москва. Утешало лишь то, что по железным дорогам на восток шли и шли немецкие эшелоны. А значит – война продолжалась.

Впрочем, Аганбеков и в самом деле был из тех людей, которые в любом случае бились бы до последнего патрона. Иной вариант, похоже, ему просто-напросто не приходил в голову. Сражались как могли. Подбивали немецкие машины, нападали на деревни и украшали телеграфные столбы полицаями, которые не успели убежать. Иногда жгли немецкие склады. В общем, по нынешнем меркам – детские забавы.

Что же касается немцев, то до некоторого времени они вообще не обращали на партизан особого внимания. Видимо, полагали, что успеют разобраться с ними после окончания своего блицкрига. Но блицкриг затягивался, а партизанских отрядов становилось все больше. И они начинали нервировать немецкое тыловое начальство. Правда, как потом уж узнали, долгое время немцы всерьез считали партизан простыми бандитами. А с бандитами трудно ли бороться? Надо послать отряд посильнее – и все разбегутся.