Оборотный город

— Пока не убьёт, — на мгновение призадумался я. — Или до рассвета. Считается, что солнечные лучи губительны для таких тварей…

— Ну коли до рассвета, так он нас обоих в зюзю вгонит, так в одной братской могилке и уляжемся, — отвлёкся денщик и тут же был сбит пинком костистой ноги в грудь. От рубящего удара сверху я его прикрыл, но сам, поскользнувшись, едва не загремел в яму.

Мертвец торжествующе захохотал, вздымая над нами саблю, но опустить её не успел: сзади, как два коварных ежа-пластуна, на него бросились подоспевшие упыри. Моня подкатился под колени, а Шлёма повис на плечах, заламывая шею, так что француз вынужденно опрокинулся навзничь. Правда, он и поднялся буквально в ту же секунду, раскидывая парней, словно кошка котят, но зато и мы успели вскочить на ноги.

— Оревуар, месье! — Я воткнул саблю в землю перед собой, выхватил из-за пояса пистолеты и с расстояния двух шагов разрядил оба ствола аккурат по чёрным глазницам черепа. Серебро всегда имело для нечисти разрушающую силу, блестящий затылок почти разнесло, теперь в образовавшиеся дыры были видны быстро тускнеющие звёзды.

Мертвец покачнулся, вздрогнул всем телом и… вновь бросился в атаку!

— Сколько можно его убивать?! — в один голос, не сговариваясь, простонали все мы, занимая круговую оборону.

— А ля гер ком а ля гер, мон ами, — легко пародируя акцент Прохора, съязвил француз, но не успел даже замахнуться — из-за леса брызнул тонкий луч восходящего солнца. Храбрый скелет мигом бросился назад в могилу, отчаянно пытаясь забросать себя землёй. Мы, так же дружно, кинулись вытаскивать его оттуда, и под сияющими лучами его бьющиеся останки споро задымились, а потом и рассыпались в прах.

* * *

— Так вот оно какое, баскское заклятие для детишек с больными зубками, — устало пробормотал я, опираясь на плечо старого казака. Тот только кивнул, даже не пытаясь зарифмовывать свои чувства и эмоции. Моня и Шлёма сидели на краешке могилы, опустив туда ноги и тоже тяжело дыша.

Ночка для всех выдалась яркая и познавательная. Сначала чумчары, потом вот это… Два сражения — и в обоих случаях победа при полном сохранении личного состава! Дядя бы мной гордился, у нас, при всей безоглядной казачьей храбрости и готовности умереть, лучшим считается тот атаман, что не потерял ни одного из тех, кого вёл в бой. Упыри, конечно, нечисть поганая, но, пока они со мной, я чувствовал ту же ответственность и за них…

— Слышь, Иловайский, — прервал мои мысли Шлёма, — а в могиле-то, кажись, больше ничего и нет!

— Совсем ничего?

— Похоже, совсем. — Моня спрыгнул вниз и, тыкая моей саблей поглубже, грустно подтвердил: — Никакого клада, тут только этот иноземец и спал. Видать, мы его оружие да шпоры за золото приняли… Ты уж извини, а?

— С кем не бывает, — неожиданно вступился за упырей Прохор. — Вы своё дело честно исполнили, идите уж до дому до хаты. А мы к себе пойдём, думать будем…

Всё верно. Виноватых нет. Разве что я сам… Но и об этом позже, как мысли в порядок приведу. Мы простились и разошлись восвояси. Ещё одна ночь без сна, а толку ноль. Подрались, конечно, славно, да только из этой славы тоже каши не сваришь, дядюшке результат нужен, он на меня надеется. Что ж мы не так-то сделали, господи?

Пока шли до села, я вертел в руках карту, прикидывая в уме и так и эдак, где могла закрасться ошибка. Ну если рассуждать логически, то Моня и Шлёма указали правильное место — там действительно был похоронен наполеоновский солдат. Он встал и ожил, значит, заклятие тоже было и есть, а кто будет налагать такое без цели? Выходит, нечто ценное он тут обязан охранять. Но упыри ничего не нашли, и я им верил. По крайней мере сегодня, когда они честно сражались с нами против чумчар и того же неубиваемого французского скелета. Может быть, просто не та могила? А может, дело вовсе и не в могиле?

— У Катерины бы совету спросить, — шагая на шаг позади меня, обронил Прохор.

Я отрицательно помотал головой.

— Нешто так уж вусмерть разругались?

Я кивнул. Рявкнуть на него, что ли, как старший по званию, чтоб не лез со своими вопросами, не бередил душу?! Итак хреновее некуда…

— А ежели ты не сам по себе, а исключительно по службе? Не поверю, будто откажет девка в просьбе на благо Родины и Отечества!

Я пожал плечами. Всё равно не пойду. Ну какая ей разница, зачем я заявился, если она вообще не хочет меня видеть. При чём тут служба не служба? Не нужен я ей, напрягаю её без цели. Всё как лучше хочу, а выходит через наоборот да противоестественным местом наперекосяк и того хуже…

— А хошь, я туда наведаюсь? Мне нетрудно, тока чтоб не через трубу ту проклятую. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, как застрял. Вроде прыгнул стараясь, а влип так, что стесняюсь, отрастил пузо, как у арбуза, и такая стыдоба мне теперь до гроба…

— Нет, — без тени сомнений отрезал я. — Тебе в Оборотном городе делать нечего, казакам там не рады. Сейчас доберёмся, отоспимся хотя бы пару-тройку часов, и я обязательно что-нибудь придумаю. Обещаю…