Оборотный город

Обычная речная русалка, каких много, — белая кожа, дворянские черты лица, покатые плечи и восхитительная грудь, заманившая в глубокий омут уже не одного раскатавшего губы бедолагу. Это если смотреть обычным человеческим взглядом, но я-то мог её видеть и по-другому…

— Пошла прочь, шалава!

— А-ах… — Русалка картинно опрокинулась на спину, подняв тучу брызг и демонстрируя налитое девичье тело, облепленное мокрой рубашкой. Типа так соблазнительнее…

— Плыви отсюда, кому сказал! — уже значительно строже прикрикнул я. — Знаем, как вы мужиков в воду тащите, глазки строите, ресничками хлопаете, сиськами трясёте, и вот пошёл он, сердешный, за рыбьими поцелуями куда поглубже. Да только я твою личину насквозь вижу!

— Неужто?! — сразу вскинулась она. — И чем же я не хороша, не прекрасна, лицом али фигурой не задалась? Или в ласках моих сомневаешься, так ты хоть руку сперва протяни, сам пощупай, где да как…

Ага, делать мне больше нечего. Иным зрением я отлично видел старую, рыхлую бабищу с сомовьим ртом, блёклыми, как у воблы, глазками, двумя длиннющими грудями, которые она попросту забрасывала себе за спину, и потёртым щучьим хвостом. Потому и о личине позаботилась на славу, видать, не одну девку утопила, прежде чем такой образ себе определила…

— О чём задумался, казачок? Да ты не думай, ты ко мне иди, уж я твои думки нежностью развею, я в ласках горяча-я… буль-бульк!

Пользуясь тем, что русалка подплыла поближе, мой араб просто поднял переднее копыто и аккуратно наступил ей на темечко. Не убил, разумеется, он хоть и скотина, а не зверь. Так, притопил носом в иле. Слегка, чисто в воспитательных целях.

Я одобрительно похлопал его по крутой шее, вспрыгнул на мокрую спину, и мы лёгкой рысью вернулись в село. Не получившая добычи прекрасная русалка грязно ругалась нам вслед, отплёвываясь песком и ракушками…

У конюшни меня ждал Прохор. Денщик заботливо принял коня, а мне велел немедля отправляться к дядюшке:

— Иди, не бойся, зазря не беспокойся. Ругаться не станет. На службу поставит. Глядишь, к своей чести, заслужишь и крестик!

— Прохор, я на награды не ведусь, ты же знаешь. Что у него там с народом получилось?

— Да разогнали всех, — подмигнув, широко улыбнулся денщик. — Василий Дмитриевич в настроении был, ему, вишь, от самого императора какую-то цацку золотую пожаловали. Так он, в душевнейшем расположении, и не стал никого взашей посылать. Самолично вышел, всех выслушал, а опосля уж…

— За нагайку?

— Ну не без этого, — пожал плечами старый казак, разворачивая меня в нужную сторону. — Да ведь сам видал небось, стояли там двое-трое шибко озабоченных. И то им поведай, и об энтом расскажи, и от бед грядущих избавь, и корову подари, а кого и приласкай со всем мужским старанием… Деревенские бабы крепки, как ухабы, им всё видней, они ж как репей! Прилипнут к штанам и орут: «Не отдам!»

В принципе большего мне сейчас знать и не надобно. Дядя выкрутился, теперь моя очередь. А в этом деле у меня, как ни верти, огромный опыт, нахватался за службу, знаете ли…

Усатый ординарец ждал у входа весь на нервах и дёрганый, как кукольный Полишинель на ниточках во французском театре марионеток. Но при всём при том злой, как среднерусский чёрт!

— Где тя лешие за химок носят, морда Иловайская?!!

— Хм, а дядя в курсе, что у него та же фамилия? — словно бы невзначай уточнил я.

— Ох и нарываешься ты, хорунжий, — едва не поперхнулся ординарец. — Ведёшь себя круче самого государя, а эполеты, поди, поскромнее носишь. Бают, характерник ты?

— Всё возможно, чуден мир божий и неисповедимы проявления его, — значимо ответил я, подняв вверх большой палец.

Ординарец нехотя перекрестил меня и пропустил к дяде. А уж тот ждал меня едва ли не с распростёртыми объятиями…

— Ну заходи, заходи, Иловайский, сукин ты сын! Настал твой час, долго я терпел, но ныне нет моей мочи! Что ты там с народом сельским учинил, злодей мой единоутробный, а?!

Вот тут, конечно, дядю бы следовало приостановить, уж кем-кем, а единоутробным родственником он мне ни разу ни в какие ворота не являлся. Однако, когда у него в руке нагайка, особо разводить филологические дебаты как-то не слишком разумно…

— Видит бог, я с местными и близко не якшался! Ну подошёл ко мне их староста, спросил, кто тут Иловайский? Естественно, я сказал, что вы! Как можно указывать на себя, если рядом мой непосредственный начальник и глава нашего рода, логично же?!

— А то! — Дядюшка так ловко взмахнул плетью, что я и опомниться не успел, как словил хлещущий удар по бедру. Больно-о-о, жуть! — Вот мне-то удивления было, когда они меня «молодым казачком» назвали да в ногах валяться начали, об услугах умолять… И каких?! Нечисть овинную забороть, пропажу вернуть, от прыщей избавить, дуре одной, восьмидесятилетней, забеременеть помочь! Дескать, всем селом стока лет и так и эдак старались, а никак, вот к Иловайскому пришли чудес просить…

— Но я-то здесь при чём?! Я их звал? Я, вообще, себя на людях никак не рекламирую, а уж за таким, прости господи, умением… Деньги предлагали хоть?