Оборотный город

— Тама твоя коняга, — наконец решился один, кивая на плиту. — Под землёю.

— Да вы что, его… закопали, что ли? Целиком, с копытами?!

— Чё пристал? — огрызнулся второй. — Сказано те, Хозяйка прибрала, она всё к себе под загашник волочёт. И тя бы унесла на котлетки, да мы поперёд успели, укрыли в бурьяне. Думали, хоть перекусим свежатинкой. А ты сразу драться…

— Да вы кто? — запоздало спросил я.

— Мы-то? Упыри.

— Э-э… вампиры, что ли?

— Вампиры — энто худобень иноземная, — презрительно сморщились оба. — В манишках ходют, руки перед едой полощут, губы салфеткой утирают, им с нашим братом и в один сортир сходить зазорно… А мы тут упыри местные, у нас всё по-простому, без выпендрёжности — кого пристукнем, да где поймали, там и сожрём!

— Патриоты, значит?

— Ага.

— Но кровопийцы по сути?

— На том и стоим.

— То есть нечисть вы поганая и есть! — Я гневно поднял над головой саблю, намереваясь одним ударом избавить мир от двух негодяев сразу, но… Заунывный вой, леденящий душу, не собачий, не волчий, а таинственно нечеловеческий и человеческий одновременно, переливами взвился над испуганно замершей луной.

— Тьфу ты, дождалися… Чумчары пришли!

В сумерках мелькнули тощие, плохо различимые фигуры, скрюченные, горбатые, с длинными руками до колен.

— От не послушался ты нас, казачок, — с укором простонал самый говорливый. — А щас они кучей-то набегут, так ты лютую смерть примешь, тута небось саблею не отмашешься. Энти мигранты ить человека рвут бесчинно, и сами вечно голодны, и с нами не поделятся, даже пальчика погрызть не оставят!

— Сколько ни живи, а помирать всё равно придётс… — начал было я, но второй завопил так, что мне пришлось заткнуться со своими пофигистическими взглядами.

— Офонарел, хорунжий?! Всё б ему помирать! А ну как те кобели горбатые и нас вниманием не помилуют? Мы ить связаны, а им всё одно в добычу!

— Ваши предложения? — прокашлялся я. Умирать и близко не хотелось, так, понты…

— Айда с нами в могилу!

— Куда?!

Упыри бодро вскочили на ноги, упали, вскочили ещё раз и ещё раз упали (неудобно же, когда связаны спиной к спине), а затем с руганью и причитаниями кое-как навалились лбами на каменную плиту, сдвигая её в сторону. К моему немалому удивлению, из-под земли бил слабый свет…

— Интересное дело-о, — задумчиво протянул я. — Стало быть, у вас там подземный мир, затерянная цивилизация, зона перехода миров и слияния вселенных, куда обычному человеку вход воспрещён, ибо Платон, великий мыслитель, учит нас не доверять непро…

— Верёвки разруби! Апосля и философствуй, ирод!

Вой стал насыщенней и громче, в нём отчётливо слышались скрежещущие звуки смыкающихся клыков и липкое захлёбывание голодной слюной.

Один взмах клинка — и лысые ринулись на свободу! То есть резко сдвинули плиту и поочерёдно сиганули в широкую щель.

Я на мгновение замешкался, да и кто бы не притормозил на моём месте — как можно очертя голову прыгать неизвестно куда, в разверстую пасть могилы, за двумя отпетыми кровопийцами, искренне гордящимися тем, что они простонародные упыри?!

В тот же миг отточенная сталь выскользнула из ножен. Я обернулся даже не на шорох (тварь подкралась совершенно бесшумно), а скорее на едва уловимое движение воздуха. Батюшкина сабля в моей руке взметнулась над головой ещё до того, как я полностью увидел, кого рассекаю едва ли не напополам! Ох и жуткое это оказалось существо…

Василий Дмитриевич был прав, мы, Иловайские, труса не праздновали никогда. Я не любил военную службу, но по необходимости рубился, стрелял и джигитовал не хуже любого казака в полку. Потому и второму нападавшему смахнул с плеч башку, не задавая вопросов и не впадая в сентиментальности.

Война так война! Третья тварь успела сдержать порыв и злобно зашипела что-то нечленораздельное…

— Надеюсь, после твоего рождения папа кастрировал себя сам, не дожидаясь решения суда? — больше утвердительно, чем вопросительно заявил я этому самому чумчаре.

Прозвание подходило, в нашем русском пантеоне сказочной нечисти такие уроды не попадались. Горбат, сутул, волосы висят грязными лохмами, глаза круглые, рот до ушей, носа вообще нет, а руки длинные и с загнутыми острыми когтями. Наверняка повивальную бабку просто в обморок бросило, а оно, пользуясь моментом, и уползло…

Спереди, сзади, справа и слева раздался нарастающий топот, — видимо, лысые не врали, говоря, что эти пакостники охотятся кучей. Чуя близкое подкрепление, тварь бросилась мне на грудь! Ну и напоролась, естественно…

Я стряхнул её с клинка прямым ударом кулака в лоб и, не мешкая, нырнул в могилу. Каменный свод над моей головой встал на место, и торжествующий вой нападавших мгновенно сменился на разочарованно-озлобленный. А потом раздалось удовлетворённое чавканье, хотя, может, мне это просто и показалось…

* * *

Двое упырей деловито отряхнулись и кивнули в мою сторону уже как старому знакомому.