Оборванные нити. Том 1

Он стал выбираться из-под одеяла, чертыхаясь про себя: какому козлу пришло в голову звонить в такое время мало того, что в коммунальную квартиру, так еще и человеку, у которого маленький ребенок? Споткнулся о раскладушку, на которой спала Вера Никитична, охнул в полный голос, немедленно проснулась Дашка и заревела. Вот черт! Он брал телефонную трубку, имея в голове весь подготовленный словарный запас для объяснения абоненту, что он «не совсем прав». Но звонила Юлия Анисимовна.

— Сынок, прости, что беспокою в такое время. Нюту увезли по «Скорой», она очень плоха, боюсь, к утру все закончится. Ты поедешь?

Господи, ну как она может спрашивать? Конечно же, он поедет, чтобы увидеть любимую тетку, посидеть рядом, подержать ее за руку, возможно, в последний раз. И если мать права в своих самых худших опасениях, то проститься с Нютой.

* * *

В тот раз с Анной Анисимовной все обошлось, однако состояние ее ухудшалось буквально с каждой неделей. Серега часто забегал проведать тетку, а когда та лежала в больнице, навещал каждый день, свободный от работы, стараясь заехать к ней хоть на пятнадцать минут. В один из таких визитов в больницу Анна Анисимовна вдруг сказала:

— Серенький, я хочу тебе помочь. Конечно, толку с меня немного, ни посидеть с Дашуткой, ни помочь Лене делом я не могу, но вот деньгами…

— Нет! — тут же оборвал ее Серега. — Даже не начинай. Я же сказал: я сам.

— Подожди, миленький, — тетя Нюта болезненно поморщилась: шевелить рукой, в которой уже третьи сутки стояла канюля, было больно. — Ты знаешь, Володька у меня хорошо устроен, он активный, предприимчивый, у него свой бизнес, он много денег мне дает, каждый месяц присылает, уже несколько лет. Хорошо, что я их на книжку не стала класть, а то все сгорело бы. Я их по-другому пристроила, так, что они сохранились. Возьми их себе, Серенький, мне спокойнее будет, я же знаю, как тебе трудно.

— Нет, — твердо повторил он. — Даже не заговаривай об этом.

— Ты же врач, — тетка озорно усмехнулась, — да и я не пальцем сделана, тоже всю жизнь в медицине. Не можешь ты не знать, что мне уже немного осталось. И я хочу дожить свои дни в спокойствии и знать, что своему любимому племяннику я помогла, чем смогла. Не возьмешь деньги — возьми квартиру, деньги на жизнь ты и сам заработаешь, а вот на жилье — никогда. Так и собираешься до конца жизни ютиться в съемной комнатушке с женой и ребенком?

— Нет, — снова повторил он. — У тебя есть сын, он твой наследник, он должен получить все. Он, а не я. Я даже не хочу это обсуждать.

— Серенький, Володе эта квартира не нужна, он прекрасно устроен в своем Минске, у него столько денег, что он уже дом за городом строит, да и Белоруссия теперь именуется Беларусью и считается заграницей. Я спрашивала у него, ты не думай, что я за его спиной родного сына наследства лишаю. Он сказал, что квартира в Москве для него обернется сплошной головной болью, потому что она государственная, а прописаться в ней ему трудно, потому что он гражданин другой страны. Когда меня не станет, квартира просто отойдет городу. Володе достанутся деньги, а тебе — квартира. Будешь жить в человеческих условиях.

— Нет.

Он взял тетку за руку, погладил ее и повторил, уже мягче и тише:

— Нет, тетя Нюта, это невозможно. Я себя уважать перестану.

Она помолчала, потом медленно отняла руку и вытянула ее вдоль туловища. Серега напрягся: он знал эту манеру Анны Анисимовны перед тем, как сказать что-то очень важное, словно бы дистанцироваться от собеседника, окружить себя прозрачной стеной, не прикасаться к нему. В обычной обстановке это выражалось в том, что она отступала на один-два шага или отодвигала стул, как будто хотела взглянуть со стороны на человека, с которым разговаривала. Однако лежа на больничной койке, дистанцироваться можно было только одним способом — отнять руку. Что Нюта собирается сказать ему?

— Хорошо, — ровным спокойным голосом произнесла она, — я принимаю твою позицию. Я не хочу, чтобы мой любимый племянник перестал себя уважать. Но я нуждаюсь в его помощи и поэтому обращаюсь к нему с просьбой. Ты мне поможешь, Сережа?

Сережа. Не «Серенький», как было с самого детства. Значит, действительно что-то очень важное. У Сергея мелькнула в голове мысль, от которой он помертвел: уж не об эвтаназии ли собирается вести речь Нюта? Но все оказалось совсем не так.