Оборванные нити. Том 2

Конечно, он лукавил, цитируя Федеральный закон, ведь все вскрытия младенцев являлись судебно-медицинскими исследованиями, а вовсе не экспертизой, тогда как в Законе речь шла именно и только об экспертизе. Но чиновник из горздрава таких тонкостей, впрочем, как и многого другого, не знал, и Сергей позволил себе воспользоваться его неосведомленностью. Он вовсе не чувствовал себя неловко из-за этого: «Раз руководишь здравоохранением будь любезен, разбирайся в медицине. Раз позволяешь себе вызывать «на ковер» судебно-медицинского эксперта — сделай одолжение, овладей хотя бы правовой базой, регулирующей деятельность экспертизы. Не хочешь? Не можешь? Лень? Тогда получи, фашист, гранату».

Рассказ обо всех этих перипетиях, кроме сегодняшнего скандала в горздраве, о котором Ольга пока еще ничего не знала, как раз и занял то время, которое было необходимо, чтобы плов дошел до нужной кондиции. За эти полчаса Сергей успел выпить чаю, уничтожить целую банку маринованных корнишонов и вновь обрести способность внятно излагать. Суть своей беседы с чиновником он поведал уже сам.

— Ни фига ж себе, — протянул Чумичев. — И чего делать?

— В каком смысле? — не понял Сергей. — Что делать с моими диагнозами?

— Да при чем тут твои диагнозы! С детками что делать? Они что, правда, умирают от инфекций? Или, может, педиатры чего-то химичат? Кто виноват-то?

— Да нет, Чума, педиатры-то как раз делают все, что могут, — вздохнул Сергей. — У меня к ним претензий нет, у них и диагностика на уровне, и лечение. Они высококлассные специалисты, они делают все возможное для профилактики инфекционных заболеваний в периоды эпидемий. И борются с этими заболеваниями грамотно.

— Тогда почему детишки умирают? И почему надо так старательно скрывать причины? Ты мне толком объясни, я же понять хочу, может, можно что-то сделать? Ну там — лекарства какие-то закупать, витамины, может, оздоровительные комплексы какие-то строить.

Сергей вздохнул. Что тут объяснишь?

— Экология здесь, Петька, — говно, — сказал он. — Плюс экстремальные условия Крайнего Севера. Вот иммунитет и падает в пропасть. Конечно, нужны витамины, конечно, нужны препараты для повышения иммунитета, и фрукты нужны, и овощи, и оздоровительные комплексы — все нужно, что работает на поддержание и укрепление иммунитета. В нормальных условиях малыши от таких заболеваний не умирают. А здесь — сам видишь, что происходит. Все-таки генетически местные условия не предназначены для европеоидов, не выживаем мы здесь. Нужна не одна сотня лет, чтобы мы приспособились к таким условиям. А Северогорску-то всего сколько? Вот то-то и оно. Так что слова о политической дальновидности означают только одно: нельзя говорить людям, что здесь не рекомендуется рожать детей, потому что чрезвычайно высок риск смерти детей от острых инфекций на фоне вызванного местными условиями снижения иммунитета. Нельзя, понимаешь?

— Понимаю, — хмыкнул Чумичев. — Никто здесь работать не останется, комбинаты встанут, денежки тю-тю, город умрет. Действительно, большая политика. А в Москве-то что? Оля говорила, что у тебя и в Москве такая же беда случилась?

— Ну, в Москве было не совсем так, там речь шла о смерти от вакцинации, а не от инфекции, — заметил Сергей. — Но если бы я посмел вякнуть что-нибудь про вирусные инфекции, результат был бы точно таким же. Понимаешь, схема одна и та же: педиатры из-под себя выпрыгивают, чтобы не допустить заболевания или эффективно и адекватно его лечить, а как тут не допустишь или вылечишь, если у ребенка иммунитет на нуле? Они и сделать ничего не могут. А сказать правду кто ж им позволит? Они-то ее отлично видят, но молчат. Потому что нас за экологию на международном уровне и так долбают. Вот и приходится принимать крайние меры, чтобы не портить статистику. У ребенка явные признаки инфекционного процесса, признаки расстройств иммунной системы, признаки выраженного иммунодефицита, а эксперту велят ставить «синдром внезапной смерти». И приходится ставить.

— Но ты-то не ставишь, — заметил Чума.

— Я-то? — усмехнулся Саблин. — Так я ж малахольный, как обо мне в департаменте здравоохранения говорят. Придурочный. Неуправляемый. Может, ты еще какие эпитеты про меня слышал? Так ты скажи, не стесняйся, я их скоро коллекционировать начну.

Чумичев с удовольствием дожевал последнюю ложку плова, вытер губы салфеткой и протяжно произнес:

— Еще про тебя говорят, что ты оголтелый мракобес и фанатичный склочник.

Ольга рассмеялась, а Саблин призадумался, повторил про себя эти слова несколько раз и удовлетворенно кивнул:

— Пойдет. Спасибо. Могу гордиться. Ежели чего еще услышишь приятного про меня — не сочти за труд, сообщи, пополню коллекцию.

Они просидели за столом до часу ночи, выпили бутылку хорошего виски, который принес Чума, и расстались добрыми друзьями. Все недоразумения остались в прошлом.

* * *

Татьяна Геннадьевна Каширина, подойдя к двери своего кабинета, уже в который раз с удовольствием бросила взгляд на табличку: