Оборванный след

Когда потом он восстанавливал события, он неизменно возвращался к этой минуте как к точке отсчета. Лера крепко взяла его за руку, некоторое время держала, потом чуть оттолкнулась от земли, вступила на воду, и Погосов тоже. Неумело брызгаясь, пытался идти, как она, пугался своей легкости, почти летучести, какая бывает во сне. Мысль о сне помогала рассудку освоиться, она же убеждала, что это не сон.

Берег отдалялся, вместе с ним намеченная на сегодня работа. Погосов оглянулся: следы их оборвались.

— Видите, как просто, — сказала Лера.

Это «просто» вызвало еще больше вопросов.

С какой стати он ввязался в эту авантюру, нарушил обещание отшельнической жизни, хорош он будет, если эта русалка сейчас уйдет под воду.

Налетел ветер, срывая чаек с волны. Желтый лист прилепился к Лере, ее плечу. Они двигались все быстрее, миновали рыбака, в резиновой лодке с двумя удочками, он безразлично проводил их глазами и опять уставился на свои поплавки. Погосов понимал: того, что происходит, не может быть, и понимал, что слишком уверен в невозможности.

Впереди на воде появилась впадина, большая, целый кратер. Не воронка, когда вода крутится, мчится вниз, здесь вода застыла неподвижно, вдавленная какой-то силой.

— Осторожно, — предупредила Лера, притянула его к себе, и они покатились вниз, как с горы.

Далее в памяти Погосова следовал пробел, один из самых досадных. Вызван был, видимо, головокружением, возможно, на какое-то время сознание его отключилось, пришел он в себя в тесном помещении без окон, с низким серым потолком. Уши болели, сдавливало грудь. Он полулежал в кресле, лицо его обдувало прохладой с запахом трав. Лера переговаривалась с пареньком в халате лимонного цвета. Парень этот пил кофе, заедал крутым яйцом и повторял Лере: «Тебя предупреждали… Не знаю, как Грег… Не знаю».

Погосову дали выпить кружку горячего черного напитка, горького и приятного.

На стенах мерцали экраны; стояла аппаратура, громоздились какие-то пыльные приборы, обстановка типичной лаборатории и успокоила Погосова, и разочаровала обыденностью.

Появился Грег, сияющий приветливостью, весь отполированный, начиная от пробора напомаженных волос до блистающих туфель, господин VIP Величественный Импозантный Протектор. Он обошел Погосова, осмотрел его заношенный лыжный костюм, драные кеды, вязаную, когда-то белую шапочку, которой Погосов накрывал чайник. Если добавить к этому давно не бритую физиономию, то Погосов мог сойти за бомжа.

— Итак, вы занимались плазмой, — сказал Грег счастливым голосом. — Это газ, ионизированный.

Не дослушав, Погосов вопросительно посмотрел на Леру.

— …вы весьма поэтично описали: «Молнии — огненные мосты между обла-облаками— процитировал Грег, весело сверкая белыми мелкими зубами, похоже, у него их было больше положенного.

— Вы что, подслушивали? — спросил Погосов.

— Что-то в этом роде. Но вам же эта система знакома… — И Грег сделал жест, как бы издали потрепав Погосова по плечу.

Не теряя времени, он предложил Погосову ознакомиться с не известными ему материалами по плазме, взамен он, Погосов, дает возможность произвести над ним нужные замеры.

Какие замеры, о чем вообще речь, Погосов не понял. Начались какие-то приготовления, подкатили два кресла, появились еще люди в халатах, стали замерять у Погосова давление, пульс, еще что-то.

Погосов согласно кивал, что не означало согласия, не хотелось выяснять, допытываться, что к чему, зачем. Пусть идет, как идет, забавляясь, он вяло наблюдал за тем, что творилось с ним, шел какой-то эксперимент, в конце концов, жизнь, если по Щипаньскому, тоже эксперимент, поставленный Кем-то.

— У вас не может быть не известных мне материалов, — сказал Погосов. Вы ведь не знаете, чем я занимаюсь. И не можете знать. И не должны.

— Это почему? — спросил Грег.

— Потому что речь идет о секретной тематике.

— Секретной? — Грег удивился. — Вы еще возитесь с этой чушью, неужели вы не поняли, как мешает вам секретность?

И он разразился монологом о том, что, когда секретность помогает военным скрывать, что ракеты летят не туда, когда фирмы утаивают безумные затраты на моторы, а новые материалы оказываются негодными, секретность все покрывает.

В заключение он разъяснил, что нужные сведения Погосов сам найдет. Секретное быстро становится несекретным. Время распечатывает любые сейфы.

Все было правильно, и все вызывало у Погосова неприязнь. Говорил Грег без возмущения — снисходительность этнографа к нелепым обычаям прежних времен. «Представляю, как вам приходилось», — повторял он.

Небольшой пульт на подлокотнике был снабжен джойстиками, кнопками управления — звуком, изображением, красная кнопка позволяла выключить установку, произвести измерения.

На голове Погосова закрепили металлический обруч. Рядом с ним, в таком же кресле сидела Лера. Свет медленно меркнул, и Грег сказал, что можно начинать — «пускаемся в контент-анализ».