Обоснованная ревность

– Я жеребенок молодой, заносчивый и гордый… – пропел Монахов.

И они оба рассмеялись и заговорили оживленно, а Монахов опять не смог бы вспомнить – о чем. “Почему это, – мимолетно удивился он, – как только я начинаю вести себя, с моей точки зрения, как раз не по-детски, женщины говорят, что я ребенок?” – и он чуть повернулся седым виском к Асе. Так они смеялись и болтали оживленно, перебивая друг друга и ничего не запоминая; слегка плавали и подпрыгивали расплывшиеся пятна лиц – они уже не стыдились автобуса: как бы плавали над всеми в состоянии невесомости.

– Нам выходить, – вдруг сказала Ася.

“Нам…” – подумал Монахов.

Они сошли на Островах… По обе стороны улицы, свободные, без решеток, стояли старые деревья, почти нагие, где-то за ними маячил обветшалый желтый особнячок – они шли по улице, улица изгибалась, соединяя мост с другим мостом. И Ася спросила:

– Ну и какая она, твоя жена?

– Как какая?.. – несколько оторопел Монахов.

– Красивая?..

– Да, наверно, – неохотно ответил Монахов.

– На меня похожа? – сказала Ася и состроила гримаску. Гримаска ей не пошла.

Монахов от гримаски отвернулся, подумал, что ответить, стал вспоминать, какая же она, его жена, в двух словах, и вдруг оживился от внезапного открытия, которое раньше никогда ему на ум не приходило.

– Представляешь, – сказал он звонко, – как странно… Полная тебе противоположность. Как будто специально подобрал, – рассмеялся он и спохватился: – Представь себе женщину, столь же красивую, как ты, – сказал он дипломатично, – но полностью тебе противоположную: ростом, и полнотой, и голосом, и мастью…

– Получается что-то очень большое? – сказала Ася, и на этот раз интонация очень удалась ей, и Монахов рассмеялся и тут вдруг вспомнил Асю всю, какую любил: ей и раньше, бывало, удавались такие фразы. Он вдруг вспомнил Асину близость – желание, почти тоскливое по силе, поднялось в нем.

– И темперамент, – подавленно добавил он, опять удивившись, что противоположным было все, даже постель, и что-то тут было не просто так и недаром. “Как же все-таки все необходимо связано, чтобы быть цельным… – подумал он. – Чтобы не рассыпаться”.

– И живете вы, конечно, с твоей мамой? – Тут Монахов опять вспомнил всю Асю: так она сказала “м-ма-мой”, – эту Асю он в свое время боялся и, кажется, даже не любил, но хотел еще больше, чем Асю любимую.

– Это чувство, я вижу, в тебе не ослабло с годами, – сказал он.

– О да!.. – сказала Ася. – И как она с ней ладит?

Монахов отметил это “она с ней” как нежелание назвать ни ту, ни другую, уловив в этом и в тоне некую ревность, что ему опять польстило.

– Очень хорошо, – сказал он убежденно, хотя у него не было на это оснований, и покосился на Асю: как она это воспримет.

Ася же отнеслась к этому необычайно равнодушно и, казалось, думала о другом.

– Значит, у тебя нельзя, – сказала она.

Монахов задохнулся.

Ася взглянула на него и расхохоталась.

– Ты все такой же!

Монахов не вполне внятно развел руками.

Они дошли до красной кирхи, и Ася остановилась.

– Дальше меня не провожай.

– Что так? – обиделся Монахов.

– Просто меня там на остановке ждут. – Она взглянула в нелепое лицо Монахова и счастливо рассмеялась. – Ну да, ждут.

– Муж?

– Нет, жених.

– Слушай, – сказал Монахов, – и ты не устала еще? Ты опять собираешься замуж?

– Что поделать… – искренне вздохнула Ася.

– Сколько же у тебя энергии! – сказал Монахов почти с восхищением.

– Устаю я… – сказала она просто.

– У тебя есть комната, ты хорошо зарабатываешь… Отдохнула бы хоть…

– Ох, с удовольствием! – Ася устало улыбнулась и подмигнула Монахову. Подмигивание ей снова не удалось – Монахов почувствовал себя неловко.

– Хороший хоть парень? – спросил он.

– Хочешь посмотреть? – сказала Ася. – Я пройду вперед. А ты потом за мной, как бы невзначай. Вечером расскажешь, как он тебе понравился. Хочешь? – оживленно и настойчиво спрашивала Ася.

– Давай, – сказал Монахов. Это “вечером расскажешь” очень ободрило его. Он прямо-таки не ожидал такой легкости.