– Можешь верить в то, во что хочешь, Сара. Я не был хорошим мужем. Я признаю это, но я был отличным отцом. Я был
– Но Мэй не хотела разграничивать две эти вещи. Думаю, ей не позволяло эго, поэтому, когда она подала на развод, то решила наказать меня за это. И она абсолютно точно знала, что принесет мне страдания – Ли. – Он сложил руки, будто на физическом уровне ощутив боль. – Она использовала грязные уловки в суде, рассказав адвокату, что я был животным, постоянно где-то шлялся с друзьями, выходил из себя, изменял и кричал на нее в присутствии Ли. Что-то из этого было правдой, но остальное сильно преувеличено. Когда она со своим юристом закончила дело, ни один судья не позволил мне общаться с Ли наедине. Ирония в том, что Мэй никогда не хотела быть матерью. Половину времени Ли жила с бабушкой и дедушкой. Я должен был получить опекунство, но Мэй сделала все, чтобы этого не случилось.
Бен замолчал. Он выглядел таким замученным, что я почувствовала к нему сочувствие.
– Затем она решила вернуться в Китай с родителями. Ей предложили крупный контракт, а я пытался остановить ее.
Потратил все до последнего цента на адвокатов. Я разорился на всех этих тратах. Но она оставалась опекуном и могла ехать с Ли куда угодно. Она хотела уехать из страны, даже не дав мне попрощаться с дочерью, но я обо всем узнал и примчался в аэропорт.
Он замолчал и отвернулся, будто больше не мог смотреть на меня.
– Я добрался как раз вовремя, но Мэй попросила родителей увести Ли в самолет. Малышка кричала и плакала, звала меня, но они не дали нам увидеться. А потом Мэй сказала, что больше я ее никогда не увижу. Я пытался уговорить ее «
Он сделал еще одну паузу, на этот раз довольно долгую, пнув маленький камешек.
– Я пытался прорваться через заграждение, но охранник остановил меня, и тогда я потерял самообладание. Я бросился в драку, и меня скрутили. Даже сломал ребро одному из охранников.
Я тяжело выдохнула.
– Конечно, Мэй сразу же использовала все это против меня и даже подала документы, запрещающие мне приближаться к ребенку, хотя мы были в разных странах. Она сказала адвокату, что боится меня, что я опасен, агрессивен, нападал на нее… – он повернулся и посмотрел мне в глаза. Казалось, будто он просит меня о чем-то. – Я просто хотел попрощаться.
– Господи, – выдохнула я.
Охранник пожалел меня, он тоже был в разводе и не стал выписывать штраф за нападение, но суд обязал меня пройти курс по управлению гневом. И теперь я прыгаю через обручи, чтобы доказать, что я не чудовище и что я хороший отец. Я нашел хорошую работу, пробился наверх, исправно платил налоги, купил дом, вел себя как взрослый человек, держался подальше от драк и скандалов. И тем не менее мне не разрешали видеться с дочерью. Даже чертов телефонный звонок был под запретом. Ни на день рождения, ни на Рождество. Я бы все отдал за минуту с дочерью. Все что угодно. Все, что я сейчас делаю, я делаю для нее.
Я молча стояла, понятия не имея, как отреагировать на его историю.
– Полгода назад она вернулась в ЮАР. После очередных адвокатов, выяснений, судов запрет, наконец, сняли, и я снова мог видеться с Ли. Боялся, что она меня забыла, но… – Бен больше не смог сдерживать слезы. – Она помнила меня, и когда обняла, я почувствовал, будто и не было этой долгой разлуки. Но она была, и я пропустил годы жизни моей дочери.
– Но теперь тебе можно ее видеть? – выдавила я.
– Да, но только в присутствии соцработника, назначенного судом, или родителей, или Лерато. Но я нравлюсь Лерато, думаю, она видит, как мы близки с Ли, поэтому закрывает глаза на то, что мы проводим время наедине. Когда-нибудь это может сильно мне навредить. В то воскресенье, когда ты пришла, Мэй осматривала мою квартиру, чтобы решить, можно ли остаться Ли на ночь. Мои юристы бьются насмерть, чтобы получить совместную опеку, и я думаю, она уже сама устала от битв, не говоря уже о финансовой стороне вопроса. Но я ее знаю. Она найдет любую мелочь и использует против меня. И я знаю, как она относится к другим женщинам, – Бен посмотрел на меня и еле заметно улыбнулся, – особенно к женщинам, которые намного красивее ее. А еще хуже – к женщинам, которые мне нравятся. Поэтому я попросил тебя уйти в воскресенье. Не потому что между нами что-то было, а потому что понимал, если она тебя увидит, то сразу сообразит, что я к тебе чувствую. И тогда одному Богу известно, что она может сделать.
– Почему… почему ты не рассказал все это раньше?
– Потому что ты мне нравишься, Сара. Намного, черт побери, больше, чем просто нравишься.
Я покачала головой.
– Где логика? Если бы я тебе нравилась, ты бы рассказал мне правду.