Такова, ваша честь, история Гюстава… И теперь дети бегали за ним по улицам и дразнили. Они задирали майки, гримасничали, корчились от смеха и орали: «Гляди, гляди на мои шрамы! Меня пытали — и тут и там! Брр! Брр!»
ФИОНА
Это правда: все дети мучили Гюстава, и я в том числе. Если человек выставляет себя на посмешище, почему бы над ним не посмеяться?
Итак, пока Космо таскал мою маму по кладбищенским дорожкам, представляя ее всем своим знакомым покойникам, я лежала в постели с простудой, дрожа от озноба.
Франк пришел почитать мне «Тантана», но тут же разозлился, потому что я сказала, что он читает неправильно — бубнит одним голосом за всех героев. Ну и правда же! Когда мама нам читает, я, даже не глядя на картинки, знаю, что вот это — капитан Хэддок, или профессор Турнесоль, или Милу… Франк так разъярился, что кинул книжку мне в голову, унесся к себе в комнату и изо всех сил шваркнул дверью. Я лежала одна, несчастная, как беспризорный щенок, и даже не знала, сделает мне Франк бульон на ужин, как пообещал маме, или нет. Но я все равно ни за что ничего не скажу маме. Я заложила брата всего раз в жизни и очень об этом пожалела. Франк стянул конфеты в булочной, и я рассказала маме — просто так, ну он же мне сказал! Я была совсем маленькая и не понимала, что такое
Я обрадовалась, когда услышала, что мама вернулась домой раньше обычного. Она тут же прибежала в мою комнату, прижалась губами ко лбу и сказала: «А знаешь, я, пожалуй, могу выключить на ночь отопление — ты такая горячая, что мы не замерзнем! Сейчас я приготовлю тебе питье с медом, а ты пока поговори с Космо, хочешь?»
Я кивнула. Мне этого и правда хотелось, кроме того, нужно было наказать Франка за то, что он швырнул в меня книжкой и оставил одну.
Космо вошел, тихонько закрыл дверь и присел ко мне на кровать. Он был легким, почти невесомым, как птичка, в матрасе даже ямка не образовалась. Может, я и была рада его видеть, но не хотела, чтобы он об этом догадался. Пусть думает, что я вовсе не рада. Я часто злюсь на людей, когда они делают для меня что-нибудь хорошее, потому что не хочу привязываться, не хочу скучать по папе, не хочу хотеть, чтобы он вернулся, если ты, конечно, способен понять такое, ну да, я обращаюсь к тебе на «ты», с чего бы мне говорить тебе «вы», ты кто, вообще, такой? Чем ты главнее меня, чтобы я тебе «выкала»? Ты не какал в штаны, когда был маленьким? Не воровал конфеты в булочной? Ты такой безупречный, что все должны снимать перед тобой шляпу и падать на колени: ваша честь то, ваша честь се? Чем ты заслужил свое звание? Я вообще не знаю, что оно означает, это слово
Космо спросил:
— Могу я зайти к тебе в гости?
Я ответила:
— Ты уже здесь.
А он сказал:
— Ты плохо себя чувствуешь?
На это я и отвечать не стала. Пусть ему станет неловко. Пусть попотеет, чтобы завоевать мое внимание.
— Большой палец на левой ноге болит?
—
— Здорово, повезло тебе. А… волосы?
— Волосы не могут болеть, дурачок.
— Значит, тебе еще больше повезло.
Тут я прыснула.
— Я вижу, у тебя гости. (Он кивает на игрушки на моей постели.) Не хочешь познакомить меня с друзьями?
— Они тебя уже знают.
— Неужели? Но я-то их не знаю.
— А тебе обязательно надо
— Ну да, Фиона. Конечно. Мне непременно нужно
— Неправда.
— А вот и правда.
— И как называется твоя болезнь?
— Она называется
— Ну, это не болезнь.
— Нет, болезнь, Фиона. Уверяю тебя, болезнь.
— Где у тебя болит?
— В душе.
— В душе или в ду ше?
— Очень смешно. А у тебя что болит?
— Горло. Сандрина говорит, у меня фарингит. Вот
—
— Я люблю длинные слова.
— А ты что, и другие знаешь?
— Антиконституционно.
—
— Это самое длинное слово в языке, только и всего.
— Где ты его встретила?
— Слова не встречают, глупый.
— Конечно, встречают. Я только вчера встретил одно, очень симпатичное.
Пауза.
— Ну? И какое?