Обожествлённое зло

- Прости, - сказала она уже более спокойным тоном. - Дело в том, что я поцапался с Блейром и недовольна тем, что из этого вышло.

- Хочешь, чтоб я его вздул за то, что он тебя обидел?

- Нет. - Тут она чуть улыбнулась. - Я сама могу постоять за себя. Кэм, не хочу, чтобы ты думал, что я скрывала это от тебя. Я воспринимала это - и продолжаю воспринимать - как сугубо семейное дело.

- Ты не хочешь просто рассказать мне все? Не говоря ни слова, она выложила книги из сумки прямо на стол. Он начал рассматривать их, одну за другой. Он уже видел пару таких книжек у Биффа или же в библиотеке. Пока он разглядывал книги, Клер закурила.

Книги были старые, явно зачитанные. На некоторых страницах виднелись следы от кофе или спиртного. Некоторые абзацы были подчеркнуты, уголки загнуты.

- Где ты их взяла?

Она выдохнула сигаретный дым. - Это книги моего отца.

Не отводя от нее взгляда, он отложил их в сторону. - Лучше сядь и объясни.

- Лучше я постою и объясню. - Она еще раз нервно затянулась и выдохнула. - Я нашла их в коробке на чердаке. В бывшей конторе моего отца. Не знаю, был ли ты в курсе, но он страшно увлекался религией. Вообще всеми религиями. У него были книги и по исламу, индуизму, целые полки книг о католицизме- вообще о любом возможном "изме". Блейр как будто считает, что мне следовало принести тебе именно эти.

- Тебе следовало так сделать.

- Я так не считаю. - Она затушила сигарету, разломав ее пополам. - Но так как Блейр упорно настаивал, я сказала, что принесу их. Вот я и принесла.

- Присядь, Худышка.

- У меня нет настроения подвергаться допросу. Я принесла их тебе, и теперь ты можешь с ними все что угодно делать.

Он молча изучал выражение ее лица. Глаза ее слишком блестели, а рот начинал дрожать. Кэм встал со стула и обошел конторку. Она так и стояла в напряженной позе, когда он обнял ее.

- Я знаю, что это нелегко.

- Нет, не знаешь. Не можешь знать.

- Если бы у меня был выбор, я бы велел тебе убрать книги и уйти, чтобы мы могли сделать вид, что этого никогда не было. - Он отстранился. - Но у меня нет выбора.

- Он был хорошим человеком. Мне пришлось выслушивать ужасные вещи о нем от других людей. Не думаю, что смогу это во второй раз.

- Я сделаю все, что в моих силах. Это все, что я могу обещать.

- Я хочу, чтобы ты попытался поверить в него. Хочу, чтобы ты понял, что то, что он владел этими книгами, читал их, изучал, даже отчасти верил написанному в них, еще не означает, что он был дурным человеком.

- Так позволь мне попробовать доказать это. Пожалуйста, сядь.

Она села, скованная, сцепив руки на коленях.

- Клер, когда-нибудь он говорил с тобой об этих книгах или о том, что в них?

- Нет. Никогда. Он говорил о религиях вообще. Это было важнейшей темой, особенно после того... после того, как он начал пить. Он вернулся в лоно церкви. Он получил католическое воспитание, но у него был особый взгляд на религиозное устройство, именно из-за его воспитания.

- Когда он вернулся к церкви?

- Когда мне было семь-восемь. Для него это стало очень важным. Кончилось тем, что мы с Блейром стали посещать уроки закона Божьего и прошли Первое причастие. Ну и все, что полагается.

- Это было примерно двадцать лет тому назад?

- Да. - Она едва заметно улыбнулась. - Время бежит. Он сделал себе пометку, размышляя, как это могло быть связано с остальным. - Ты задумывалась, почему он это сделал?

- Конечно. Но тогда я была слишком мала, чтобы об этом задумываться. Кроме того, мне нравилась сама служба, музыка, одежда священника. Словом, весь ритуал. - Она внезапно замолкла, ощутив неловкость от ею же самой употребленных слов. - Позже, пожалуй, мне стало казаться, что с годами он как бы поставил барьер между самим собой и тем, против чего он бунтовал в юные годы. Наверное, ему не хватало ощущения безопасности и привычности. Тогда ему было примерно столько, сколько мне сейчас, - пробормотала она, около тридцати. И он уже начинал задумываться, как пройдет оставшаяся часть жизни. К тому же он беспокоился и о нас с Блейром. Из-за того, что мы не получили религиозного воспитания. Ему казалось, что он как бы слишком перестарался в этом отношении, стремясь стать прямой противоположностью своим родителям.

- Он говорил об этом?

- Да. Я помню, как он почти эти же слова говорил моей матери. Отец был одним из тех, кого моя мать называла вечно озабоченным. Его постоянно волновало, правильно он что-то сделал или нет, а если правильно, то насколькохорошо он это сделал. Он отчаянно старался не воспитывать нас насильно в религиозном духе. Кэм.он не был фанатиком. Просто он был человеком, изо всех сил стремящимся к самосовершенствованию.

- Когда она запил. Клер?

- Собственно говоря, я не знаю. - Она стала нервно сплетать пальцы, лежавшие на коленях. - Это произошло не вдруг, а постепенно. Поначалу никто из нас не замечал этого. Я помню, как после обеда он выпивал порцию виски с содовой. Затем стал выпивать две порции. А потом уже и вовсе без содовой.

Горечь, звучавшая в ее голосе, заставила его взять ее беспокойные руки в свои. - Клер, я сам шел этой дорогой. Я не могу его осуждать.