Обожженные языки (сборник)

Она пронеслась в танце по продуктовому ряду – грациозное шимми у полок с «быстрой» лапшой, стремительная джига у мультяшных персонажей на коробках с хлопьями. Кружась, она дотанцевала до стойки с прессой и кивнула на порножурналы:

– Покажи, в каком их них тебя печатали.

Я взял свежий «Джент» и открыл на странице юмора. Лючи положила подбородок мне на плечо. На карикатуре был изображен бизнесмен, в слезах взывающий о помощи на сломанном эскалаторе.

Лючи согнулась от смеха. Надеюсь, запись на камере наблюдения не стирают в конце смены и это мгновение хранится на надежном носителе, а не только в моих зыбких воспоминаниях. Она предложила набрать дешевого белого вина.

У меня родился внезапный комплимент:

«У тебя очень красивая осанка».

– Без рук приходится держать спину.

В очереди Лючи на секунду замерла.

– А ты знаешь, что все клетки в организме у нас уже новые, не те, что были при рождении? Клетки самоуничтожаются. Все, кроме раковых. Если ночью посмотреть на Детройт с самолета, он похож на рак. Люди – это раковая опухоль. Болезнь. Лечение одно – покончить со всем раз и навсегда. Видишь, этот буддийский монах все правильно понял.

За бронированным стеклом стеллажа с крепкими напитками висело знаменитое фото монаха, невозмутимо сгорающего заживо в позе лотоса.

После покупки двух бутылок лучшего вина мой бумажник опустел.

Похоже, чтобы в следующий раз заправиться, придется клянчить у кого-нибудь бензин.

Как только мы сели в машину, Лючи потребовала открыть вино. Мы поехали дальше. За окном сменялись зарисовки из жизни: мальчишки играли в уличный баскетбол – с ящиком из-под молока вместо корзины; девочки прыгали через двойную скакалку; какие-то юные балбесы пили пиво, прикрыв банки бумажными пакетами; на крыльце дома пенсионеры стучали костяшками домино. Лючи держала бутылку на коленях и медленно потягивала вино через зажатую в зубах соломинку. В перерывах между глотками она задумчиво пожевывала кончик. По радио играл саундтрек из триллера.

«Хочешь ко мне?»

– Это где?

«Где мне вздумается», – написал я.

– Выходит, ты бездомный инспектор недвижимости?

«Банку принадлежат тридцать тысяч домов. Можем поехать в любой из них. Сейчас я живу в особняке на берегу. На Лейк-Шор-роуд в Гросс-Пойнте. Ты бывала там? У меня спальня с чудесным видом на Канаду. И даже причал. Только яхты нет».

– Конечно, едем, – сказала Лючи.

Я взял курс на Мичиган, затем резко свернул на Джефферсон-авеню, едва не врезавшись в автобус. Обветшалые дома постепенно сменялись роскошными особняками с идеально ухоженными лужайками. Эта метаморфоза всегда казалось мне дикой, как галлюцинация.

Я припарковался за церковью Святого Павла. Мы расположились с вином на капоте и стали придумывать комикс. Лючи пила длинными глотками и смеялась по любому поводу.

– Однажды я видела каких-то придурков, которые спускали с балкона банку пива на веревке – ловили зевак. Один бедолага даже запутался.

Я забыл обо всем на свете. Бумага почти закончилась; чернила были на исходе, и мне приходилось облизывать кончик стержня, чтобы ручка писала.

Мы зашагали к озеру, навстречу завывающему ветру. Над головой проплывали облака; изредка показывались звезды. Вскоре мы пришли к скалам. Огни Виндзора на горизонте манили к себе. «Я могу перевезти тебя через озеро в Канаду, – хотелось сказать мне. – Спрячу тебя в багажнике. Там отличная трава. Мы найдем нелегальную работу. Оставим все проблемы здесь».

В итоге у нас получилась серия из четырех рисунков. На первом какой-то человек улыбался расстрельной команде. На втором генерал спрашивал осужденного, есть ли у него последнее желание. Тот отвечал, что хочет напоследок посмеяться. На последнем рисунке осужденный, хватаясь за изрешеченный пулями живот, восклицал: «Ха-ха, убойный юмор!»

У почтового ящика в конце квартала Лючи спросила:

– Ты правда рисуешь комиксы? Я думала, карикатуристы не бывают такими мрачными.

На входной двери висела бумажная салфетка с надписью: «В детстве я думал, что рай – это большой особняк у озера. Жаль, тогда я не знал, что туда легко попасть – достаточно просто вскрыть замок».

Все дома открывал общий код – 3669. Внутри «нашего» не было мусора и следов человеческой жизнедеятельности. Изящную лепнину на стенах покрывал слой пыли. Я разложил матрас в бальном зале. Мы принялись танцевать и допивать вино. Лючи пела. Потом мы оба упали на матрас. Она оказалась сверху и поцеловала меня первой – сначала нежно, потом настойчиво. Ее дурманящее дыхание пахло спиртом и крепким табаком.

– Так хочется верить, что мир милосерден.

Мы уснули под широким окном. Несмотря на ледяной сквозняк, нам было тепло: я обнимал ее руками за плечи, а она обвила мои ноги своими. Я попробовал дышать ей в такт и через мгновение отключился.