Обращение Апостола Муравьёва

— Всё возвращается на круги своя, — и уточнил для полной ясности, — как расставаться с героем, прогремевшим на всю железную дорогу Калмыкии? Правда, за мной старинный должок, и клятву придётся держать. Кстати, — глаза Натана Мироновича хитровато блеснули. — Нехай по-прежнему ООН зовётся?

— Нехай… как же иначе? — солидно подтвердил Марат, — ООН и в Калмыкии ООН.

Пересунько, потерявший суть разговора, переводил взгляд с одного на другого, пытаясь догадаться, о чём речь. И, если Апостол оставался непроницаемым, то солидный Натан Миронович забавлялся:

— На круги-то своя, — повторил, — но слишком скоро. Значит, железная калмыцкая дорога не твой круг… А жаль, здесь ты достиг бы высот. У меня на удачу особый нюх…

— Почему не его круг? — возмутился Пересунько, просветлённый вскрывшейся сутью, — парень, знаешь, в столицу нацелился, в Киев. Домой-то, в Одессу — рано, набедокурил по молодости…

И машинист повернулся к Марату, враз изменившись в лице, напомнившем побитую молью ткань:

— А то оставайся, чего уж там…

Начальник отдела кадров не стал усугублять ситуацию. Оформил открепление, выписал повышенные, как герою железнодорожнику, подъёмные и, вручив незаклеенный конверт, вдруг подзадорил:

— У меня в локомотивном депо на Киев-Товарном концы имеются… Живой привет передашь Кутовому, ну и письмецо…

На том и расстались.

С Пересунько попрощались трезво. На миг Клавдия Антоновича потянуло на сантименты:

— Прикипел я к тебе, сынок… — хотел признаться в большем, но наткнувшись на взгляд Апостола, замолчал.

Марат словно отсутствовал. Клавдий Антонович обнял Галиму, пожелал «совет, да любовь» и ушёл, ни разу не обернувшись. Апостол смотрел вслед. Калмыцкая эпопея завершалась, следовало позаботиться о будущем.

В Киев приехали ранним утром, когда город не успел потушить фонари. За день предстояло наведаться в депо «Киев-Товарный», чтобы потолковать о работе и, конечно, найти крышу над головой. В том, что его собственную «крышу» снесло окончательно, Марат не сомневался. Галима оставалась нестерпимо желанной, но из-за забот казалась в обузу. Ей что — с милым и в шалаше рай. Хоть Киев, хоть Урюпинск, всё равно, где разбивать кибитку.

В депо пришлось добираться с невестой, не оставлять же на вокзале сторожить скарб. Оба чемодана, купленных в Элисте на колхозном рынке, сдали в камеру хранения. Наскоро позавтракали в буфете привокзальными сосисками и отправились искать Киев-Товарный.

Далее события понеслись в скаковом темпе, и Галима попискивала от восторга и восхищения возлюбленным. Марат, привыкший воспринимать удачу, как разумеющуюся саму собой данность, оставался невозмутимым. Евгений Владиславович Кутовой, начальник депо, компенсировал недостаток роста кипучей деятельностью. Не показушной, но истинно продуктивной, для блага Родины. Страна постепенно теряла потребность в инициативных и мыслящих оригинально специалистах. Тому были причины. Тенденция к уравниловке породила культ посредственности. Социальная несправедливость, усреднение оплаты труда без оглядки на эффективность и качество, установление пределов стимулирования — всё это в совокупности создало условия, когда работать производительно оказалось невыгодным.

Всё труднее становилось привлечь к работе грамотных специалистов, и практически невозможно удержать на работе опытных. Оплата труда ориентировалась не на рост производительности, а на установленный свыше фонд заработной платы, им предприятие не могло распоряжаться. Руководитель, взывая к сознательности, признавался: «Не могу я поднять зарплату», тем самым расписываясь в своей несостоятельности.

Немногим иначе обстояло дело на железной дороге, представляющей собой государство в государстве. Накапливались собственные фонды, зачастую недоступные местным органам управления. Как любая солидная контора, управление железных дорог содержало ведомственные поликлиники, дома отдыха, турбазы, квартиры и прочие изыски «для своих». Имелась возможность создать достойные условия труда пусть некоторым, но наиболее востребованным специалистам. Руководству железных дорог удавалось сохранять «хорошую мину при плохой игре», хотя сами деньги, как эквивалент вложенного труда, отсутствовали. Рост заработной платы в непрестижных местах фактически сопровождался замораживанием уровня оплаты квалифицированного труда. Процветал бартер: ты мне, я тебе.

Евгений Владиславович Кутовой откровенно страдал от неизбежной профанации, прожектёрства и неразберихи. Рекомендация Драпкина возымела магическое действие, вернув начальника депо в оптимистическое русло. И, прочтя письмо раз и вторично, он посвятил потомку декабриста «экскурсию» по производственным площадям депо. Более нужную самому себе, чем соискателю рабочего места. И остался не рассказать как доволен новым сотрудником.