Читаем Обращение Апостола Муравьёва полностью

Ровно столько времени требовалось, чтобы открыть двухсоттонный люк боевой шахты. Таким образом, межконтинентальные ракеты страны могли быть уничтожены, не успев взлететь. Как ни билась над головоломкой инженерная мысль, спасти стратегические арсеналы от нападения противника представлялось невыполнимым. Именно поэтому было принято решение о создании мобильных ракетных комплексов. Требовались принципиально новые системы, и поставленная задача поражала грандиозностью. Ни в отечественной, ни в мировой практике не существовало подобного направления, впрочем, сопряжённого с тяжелейшими заморочками. Пусковой комплекс с межконтинентальной ракетой, весивший сто пятьдесят тонн, предполагалось поместить в железнодорожный вагон. Как этого добиться? Ведь поезд с огромным грузом должен ходить по общегосударственной железной дороге. Можно ли обеспечить безопасность ядерной боеголовки при скорости в сто двадцать километров в час? Не разрушатся ли от вибрации пути, выдержат ли мосты? Как снять нагрузку с полотна при старте ракеты? Устоит ли поезд на рельсах? Какими быстродействующими механизмами придать ракете вертикальное положение? Вопросы, вопросы, вопросы. Правда, Карлу Яновичу Лауконену приходилось искать решения, преимущественно связанные со свойствами человеческих душ. Требовались претенденты, обладающие суммой свойств: аналитическим умом, способностью добиваться цели любой ценой, жизнестойкостью, психологической гибкостью, уже не говоря о неоспоримом качестве – «преданности делу партии и правительства». Проблема намечалась трудоёмкая: многие спецобъекты страны нуждались в отборном человеческом материале. Его, к сокрушению Карла Яновича, становилось меньше с каждым годом. Решение нащупывалось, связанное с социальным компромиссом.

Вместе с подготовкой обслуживающего персонала ракетных установок Лауконену пришлось заниматься подбором машинистов на тепловозы. Если с воинами всё было ясно, то кадровые железнодорожники имели общий изъян: почти все чтили собственную выгоду выше государственных интересов. Ведь из девяноста шести подобранных специалистов преобладали люди гражданские, семейные, с достатком. Переходя в вооружённые силы, они, как правило, теряли в зарплате. Единственное, что могло их привлечь – и наверху согласились с Лауконеном – немедленное предоставление семьям квартир в крупных городах, ближайших к ракетным базам. С помощниками машинистов оказалось сложнее. Их полагалось по два на каждого машиниста, таким образом, дело усугублялось троекратной квартирной потребностью. Нереальной при трезвом рассмотрении, расточительством. Оставалось набирать из срочников, искать подходящих претендентов и учить делу.

Другой сложной и дорогостоящей заботой являлась занятость экипажа. Команда мобильного ракетного комплекса, перемещавшегося автономно в течение трёх недель, представлялась Лауконену стаей высокоразвитых акул, мечущихся в аквариуме в поисках ментальной жертвы. Персонал мобильной, как и стационарной, установки, пребывал в постоянном режиме ожидания, в пассивности, когда работы мало, зато свободного времени невпроворот. Здесь-то и прятались подводные камни: десятки неординарных личностей пускались за духовной пищей, сказать иначе, интеллектуальными развлечениями.

Лауконен резонно опасался, что именно «гражданские» машинисты со временем превратятся в ментальную жертву. В идеальном ракетоносце все без исключения должны быть хищниками, но в экстремальных ситуациях именно помощникам машинистов предстояло взять на себя функции защитников, пусть даже телохранителей. Ведь надёжность цепи измеряется крепостью слабейшего звена и, если в команде окажется незащищённый человек, не исключено, что в боевом режиме он оплошает, и тогда пострадает цепочка.

Военкоматы, не ведая о конкретном назначении строжайшего отбора, послушно вычленяли информацию о призывниках, достойных по физическому, духовному и социальному развитию быть в наиболее эффективных группах. Сведения поступали в соответствующие войсковые подразделения, и таким образом Карлу Яновичу, скрупулёзно подбиравшему подходящих бойцов, стало известно о Марате Муравьёве-Апостоле, железнодорожнике-профессионале.

Марат был хорош, слишком хорош. Удостоиться правительственной награды, знака «Почётного железнодорожника» в неполных восемнадцать лет говорило о многом. Карл Янович очень редко ошибался в людях, практически никогда. Документы свидетельствовали: Муравьёв – интеллектуальная акула!

Перейти на страницу:

Все книги серии Аэлита - сетевая литература

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее