Обращенные

— Сначала я должна была прислать ей мейл с картинкой, где я стою возле рейки с делениями — чтобы показать, что я действительно меньше ростом, чем она, — рассказ Твит звучит как дача свидетельских показаний. — Потом на весах, чтобы показать, что она имеет еще и преимущество в весе. За этим последовала просьба выпить перед веб-камерой галлон крови, причем на заднем плане должен был стоять телевизор, и по телевизору должен был идти выпуск новостей. Таким образом, она могла понять, что все происходит на самом деле. И все равно… все равно… — Твит запинается. — Покажи ему, что ты мне показала.

Исузу вытаскивает тот самый хлебный нож, которым пырнула меня много лет назад. Тот нож, которым она собиралась расправиться с убийцами Клариссы. Зазубренный край все так же напоминает крыло мультяшной летучей мыши, только крылышко сделано из нержавеющей стали. Мое лицо все так же отражается в лезвии — вытянутое, точно на картине Джакометти,[104] почти неузнаваемое, — хотя самим лезвием, похоже, успели несколько раз воспользоваться.

Вероятно, это должно было вызвать у меня тревогу. Вероятно, мне стоило что-нибудь сказать. Но я устал, я чувствую облегчение, и квота паранойи, отпущенной мне на этот вечер, уже достигнута.

И потому я сохраняю спокойствие. Улыбаюсь. Кланяюсь. Оттопыриваю мизинец и осушаю свою чайную чашку.

В которой только воздух.

Глава 25. Выход

— Эй, Убийца, — говорит Роз, когда я одеваюсь.

Она переселилась из своей квартиры в мою — в ту, где нет Исузу. В наше сексуальное гнездышко.

— Слушаю тебя, Чертово счастье, — откликаюсь я.

У каждого должно быть нежное прозвище, верно?

Она все еще раздета и лежит в кровати на животе, ее ноги согнуты в коленях и покачиваются взад-вперед — совсем как у Исузу, когда она рисует. Я встряхиваю головой. Стираю изображение. Сходство становится опасно близким. По лицу Роз можно дать двадцать с небольшим, а в общем и целом она выглядит еще моложе. Реальный возраст Исузу — шестнадцать, и она выглядит старше своих лет. Еще несколько «тик-так», и они смогут ходить в один класс колледжа.

Роз двумя руками держит кофейную чашку. Пьет маленькими глотками. Тик-так. Я сосредотачиваюсь на чашке — это вещь, которая в настоящий момент меньше всего напоминает об Исузу.

— А знаешь ли ты, о чем я думаю? — негромко спрашивает она.

О чем она думает последние несколько лет? О замужестве. О том, чтобы стать замужней дамой. «Покуда смерть не разлучит нас».

— О чем? — спрашиваю я, затягивая ремень, прежде чем заправить рубашку.

— Я думаю…

— Вот дерьмо, — говорю я.

— Что?

Я задираю подол рубашки и демонстрирую ей свой ремень с уже застегнутой пряжкой.

— Почему я все время так делаю? — вопрошаю я, расстегиваю ремень, заправляю рубашку, снова застегиваюсь…

— По-моему, виновата рубашка, — говорит Роз. — Она хочет свободы.

— Знаю, это была моя любимая рубашка.

— Она не хочет, чтобы ее подавляли.

— Будь она неладна, эта рубашка, — говорю я. — Но ты хотела сказать…

— Я хотела сказала, что эта рубашка тебе идет, — говорит Роз, перекатываясь на спину и вытягиваясь передо мной во всей своей мстительной наготе. И смотрит в потолок. — Это соответствует твоему…

Она затихает. Она позволяет фразе повиснуть в воздухе. Моя рубашка чему-то соответствует. Вместо продолжения…

— Скажи Исузу, пусть будет готова к десяти, — говорит она. — То же самое касается мисс Манчкин.

Исузу, Роз и Твит.

Не каждый знает, как зовут его судьбу, так что мне, можно сказать, выпала тройная удача. Только так и не иначе, уверен, но каждый получает то, что может получить. И я тоже. Я знаю, что эта троица прикончит меня — но это то, что я получил, так что все путем.

Как вы уже поняли, мои Вещие Сестры решили «подписать договор о ненападении». Чтобы совместно «развлекаться». Или, иными словами «решать свои женские проблемы».

Превратить мою жизнь в ад.

— Вы куда? — спрашиваю я, наблюдая, как вся троица направляется к дверям.

— На выход, — звонко откликаются они в режиме «стерео плюс один».

Требовать подробностей, деталей, говорить о дурном влиянии того, с чем они могут столкнуться «там», где? Это все равно, что попусту сотрясать воздух. Говорить со стенами. Если бы детали были частью повестки дня, «мы пошли» не было бы ответом. В переводе на английский это должно означать:

«Не твоего ума дело, мальчик-со-штучкой».

Я делаю рискованную попытку.

— Когда?..

— Как получится, — звенят они в ответ, и их хихиканье эхом разносится в длинной прихожей.

Исузу, Роз и Твит.

И местечко под названием «Полуночные Ковбои».