Обратимость

– А мы уже давно мертвы. Если бы ты знала, что это такое, сейчас бы не рассуждала так легко. Пока тебе этого не понять, поэтому доверься мне. Я никогда не позволю убивать ни им, ни себе. Отнимать самое большое сокровище – жизнь, ради того, чтобы продлить смерть, это хуже смерти.

– И что, они не бунтуют? Я бы взбунтовалась на их месте. Думаю, у вас тут много недовольных.

На его лице снова заиграла и исчезла еле заметная улыбка, после чего последовал ответ.

– Это уже тебя не должно касаться. Радуйся, что живешь.

– Но эти пустышки! Они же неполноценные! Я уверена, что они едва ли заменяют вам кровь! И если вы сейчас скажете, что это не так, это окажется ложью. У всех вампиров болезненный вид. Я видела Петру, после того как в нее влили много крови, она тут же расцвела. И не говорите, что это не правда. Вам тяжело, и это видно невооруженным глазом!

Он помрачнел. Я заметила, как взгляд его затуманился темной поволокой, а губы сжались и немного побледнели.

– С этим ничего не поделаешь. Этот вариант оптимальный для нас, – нехотя ответил он.

– В таком случае если оптимальный, то почему вы, принимая от людей таблетки, не позволяете им исследовать вас только лишь для улучшения вашего существования? Вы сами себе делаете хуже. По-моему, это очевидно.

– Мне кажется, ты сама уже ответила на этот вопрос. В самом начале разговора. Мне показалось, что ты чуткая девушка, или я ошибся?

Он повернулся и посмотрел на меня. Его взгляд смягчился до такой степени, что я готова была раствориться в сладкой неге под ним и чуть было не потеряла нить разговора. Обсидиановые глаза блистали, словно множество звезд. Мне кажется, он смог бы успокоить и приручить даже дикого льва, не говоря уже о простом человеке, тем более девушке. Я почувствовала, что мои мысли потекли не в ту сторону и, смутившись, встрепенулась, приняв серьезный вид. Заметил ли он что-нибудь? Для этого мне пришлось посмотреть прямо в его лицо и как можно внимательней. Он не отвел взгляда, продолжая смотреть на меня. Если и заметил что-то, то его тактичность не позволила бы отразить это в лице даже чуть-чуть.

– Ну в таком случае так мы с вами далеко не уйдем, – надулась я, – вы противоречите сами себе, обрекая на неполноценное существование. Уверена, другие вампиры не простят вам этого. Вы можете не говорить мне ничего, я уверена почти на сто процентов в своих словах.

– Как тебе будет угодно.

Я молчала, не потому что не знала что сказать, но потому что вопросов накопилось так много, что я не могла выбрать из них приоритетный и не представляла как его лучше подать.

– Вы, значит, категорически отказываетесь улучшить свою жизнь или хотя бы жизнь других вампиров, если вам на свою наплевать?

– Мы не подопытные образцы, – прозвучал чужой голос за моей своей спиной, заставив меня вздрогнуть и обернуться. Прямо у дверей образовался Эдвард с неизменным немного хищноватым серьезным взглядом. Его глаза сейчас резали, как ножи, проникая в душу, остриями впиваясь еще глубже, в самую ее глубину. Неизвестно, когда он вошел и что успел услышать. Я раскрыла глаза, застыв в изумлении и растерянности.

– Люди не ограничиваются только улучшением нашего существования. Мы для них всего лишь образцы для дальнейших изучений, ровно как и вы для нас всего лишь жертва. Никто не имеет права заставлять нас делать что-либо против нашего желания!

Голос его гремел в комнате, словно раскат грома. Я, все еще не отошедшая от изумления, перевела заторможенный взгляд на Керрана, он как будто не присутствовал здесь, и к нему дело как будто не относилось, потому что он как ни в чем не бывало устремил взгляд в окно и растворился, казалось, в созерцании чего-то за ним. Я начинала запутываться. Кто здесь господин и есть ли он здесь вообще. А если есть, то имеет ли он действительную власть, или она только де юре. Таким образом, как и что лучше было бы ответить? Я даже жалела уже, что наговорила здесь много лишнего. Зря вывалив столько эмоций на голову Керрана, можно было бы теперь сомневаться, возымели ли они нужный эффект.

– Мы можем предоставить вам только лишь доверенных людей. Они будут заниматься только тем, что мы им скажем, и не вторгнутся в вашу жизнь, – пролепетала я, думая о том, кому теперь стоит угождать.

– Слишком много посторонних. Мы и так уже как музейные экспонаты. Прошу, не рассуждай о том, чего не знаешь, и не предлагай того, что с тебя не спрашивали. Все идет так, как идет. Только вам почему-то не сидится на месте.

Фраза его прозвучала не то как угроза, не то как факт. В любом случае мне тут же сделалось не по себе.

– Эдвард, – прозвучал предостерегающий голос Керрана. Он оторвался, наконец, от созерцания вида за окном и медленно подошел к своему другу. Они обменялись острыми взглядами, словно уколами рапир. Однако невозможно было не заметить авторитетность и властность взгляда Керрана, под которым Эдвард, какой бы сильный и гордый он ни был, тут же сломался. А я почувствовала, как с сердца свалился тяжелый камень неизвестности. – Ты зачем-то пришел?