Обратимость

Саша не успевает договорить. Звучит первый выстрел, и пуля проносится прямо между нашими лицами. Дальше все происходит слишком смазано. Я чувствую, как мою руку сжимают чьи-то пальцы, чувствую, как меня тянут за собой в сторону, чувствую смятение, страх, панику, и вижу лишь испуганное лицо Владимира Сергеевича, который смотрит на разбитое стекло позади себя и не двигается. Не убегает. Не пытается спастись. Я вновь кричу ему, и вдруг – о чудо – он срывается с места. Непроизвольно замечаю Риту и Сашу. Они несутся совсем в другую сторону, брат отдаляется от меня все дальше и дальше, и нас разделяют уже не просто метры, нас разделяет вечность. Решительно втягиваю воздух в легкие и бегу, что есть мочи, бегу через боль в боку, через удушающий страх и шок, и все ради того, чтобы поскорее выбраться из этого кошмара. Рувер, словно стена, прикрывает меня своим телом, он держит перед собой руки и, такое чувство, будто отталкивает венаторов невидимым, силовым полем. А я могу лишь молча бежать. Молча переставлять ноги, стискивать зубы и молиться. Да, именно молиться, пусть и не умею этого делать.

Пули свистят в воздухе. Когда мы оказываемся в лесу, они и вовсе поглощают мой рассудок: я слышу их справа, слева, сверху, снизу. Мне безумно хочется отмахнуться от них, как от мух, и, о, боже, как же хорошо, что даже в такой панике мой мозг не позволяет рукам этого сделать.

Неожиданно слышу позади себя стон и оборачиваюсь. Тут же. Не знаю, чем именно руководствуется моя голова: любопытством или самоотверженностью.

- О, нет.

Несколько раз моргаю, затем непроизвольно примерзаю к месту. Владимир Сергеевич. Он лежит в листве, не двигается. Его подстрелили.

- Аня! – кричит Рувер, но я уже направляюсь к мужчине. Я помогу ему, да! Или поможет «немецкая речка», ведь он исцеляет людей! Он спасет его! Падаю перед охранником на колени, нагибаюсь, будто это спасет меня от пуль, и переворачиваю старика на спину. Меня будто ударяет током. Я отпрыгиваю назад и сдерживаю в горле дикий крик, крик, который даже воплем сложно выразить. Мои глаза болят, я так сильно распахиваю их, так неотрывно смотрю на кровь, пульсирующую из шеи Владимира Сергеевича, что сама ощущаю себя подстреленной.

- О, боже мой! – закрываю ладонями рот, приказываю себе отвернуться. Давай, давай же! Но не могу. А кровь стреляет тонкими, багровыми линиями, пачкает землю, будто томатный соус. Летит в разные стороны. Попадает на мои колени.

- Что ты делаешь? – рычит над моим ухом Рувер. Он резко поднимает меня с земли, встряхивает, словно тряпичную куклу и орет, - очнись!

Но я не могу очнуться. Лицо парня передо мной, прямо здесь, в нескольких сантиметрах от моего носа, а я смотрю на труп охранника. Смотрю на его шею, на его открытые, мутные глаза, и замираю. До этого момента я не понимала. Ничего не понимала. Может, я пыталась смириться с тем, что меня будут преследовать опасности. Но я даже не попыталась смириться с тем, что будет после. Конкретно, со смертью. Вот, Владимир Сергеевич. Он ведь мертв. И это не сон. Он мертв. Мертв!

Я больше не слышу пуль. Не понимаю, то ли стрельба прекратилась, то ли мой мозг просто закрылся от реальности. Наконец, перевожу взгляд на Рувера и говорю первое, что приходит ко мне в голову:

- Как кетчуп.

Он собирается ответить, но вдруг просто отлетает в сторону. Молниеносно. Мое тело валится вниз. Я растерянно оборачиваюсь и вижу пять человек, пять венаторов. Они выходят из-за деревьев, движутся прямиком на меня, и я осознаю: кто-то из них подстрелил Рувера, и я понимаю: теперь нам конец.

Вскакиваю. Осматриваюсь. Думаю, необходимо защищаться, но как? Один из мужчин усмехается, направляет на меня ружье и ждет. Вот только чего? Может, наслаждается? Наверняка, в моих глазах целая палитра из различных чувств и эмоций. Правда, когда он, наконец, решает нажать на курок, он просто падает. Навзничь.

- Что? – Я хмурю лоб. Вижу, как очередной мужчина валится вниз. Затем еще один. И еще. Венаторы опускаются, встречаясь лицами с холодной, колючей землей, даже не успевая произнести и звука, а я наблюдаю за странной, смазанной вспышкой, возникающей рядом с ними, и думаю: будто молния. Что за черт? Наконец, силуэт приобретает очертания. Он останавливается перед лицом последнего венатора, вытягивает перед собой ладони и сжимает в них его голову. Звучит хруст.