Выпитое вино и радостные мысли о скором окончании гастролей сделали свое дело, нерешительность Сандры куда-то улетучилась, и когда на эстраду вызвали участника конкурса, сидящего за столиком номер семь, она стремительно прошла через зал и легко поднялась на подиум. За клубами плывущего в воздухе табачного дыма она плохо различала лица и только сейчас, стоя на эстраде, вдруг поняла, насколько в зале душно. «Как я буду петь? – с ужасом подумала Сандра. – Здесь же нечем дышать, я закашляюсь сразу же, как только возьму дыхание… Ну что ж, как говорится, ввязался в драку – бейся до конца. Как-нибудь!»
После первых спетых ею нескольких тактов по залу пронесся приглушенный смех: акцент у нее был все-таки очень заметным. Но уже к концу первой строфы публика примолкла: началась импровизация. Сандра выбрала для себя слушать саксофон и свободно, с неожиданной легкостью, которую сама в себе раньше не предполагала, фантазировала, придумывая все новые и новые обороты музыкальных фраз, ориентируясь на опорные ноты, издаваемые саксофонистом. Сложный, постоянно меняющийся ритм, казалось, жил внутри ее тела, в этом ритме пульсировала кровь, билось сердце и где-то в груди вспыхивали разноцветные искры.
Возвращаясь к своему столику под гром оваций, Сандра вдруг осознала, что впервые за последнее время не думала об «этом». Джазовая импровизация просто не оставила места мыслям и чувствам. Ицкович вскочил, поцеловал ей ручку и подал стул.
– Вы были восхитительны! – горячо заговорил он. – Ваше место на сцене, а не в репетиционном зале.
– Ах, оставьте, Левушка, – вяло улыбнулась она. – Я ведь пробовала выходить на сцену, и вы отлично помните, что из этого вышло. Все-таки наши домашние театральные постановки – совсем не то же, что настоящая сцена. К большому зрительному залу надо иметь привычку, а у меня ее нет, я боюсь зрителей. Вам действительно понравилось, как я пела?
Это было ложью, но вполне невинной. Публики и зала Сандра не боялась. Она боялась совсем другого.
– Ну что вы такое спрашиваете, Александра Николаевна, голубушка! Вы аплодисменты слышали? Реакция публики говорит сама за себя. Вы произвели фурор. Настоящий фурор! А вы, кажется, недовольны? Вид у вас какой-то пасмурный, – заметил баритон.
– Никак от музыки в себя не приду, – призналась Сандра. – Она какая-то необыкновенная, в каждую клеточку проникает, все под себя подминает, все себе подчиняет… Я ведь много такой музыки играю теперь, но никогда не думала, что играть по нотам и импровизировать голосом – совсем не одно и то же.
После Сандры выступили еще двое конкурсантов, потом конферансье торжественно объявил:
– Леди и джентльмены, вы прослушали импровизации наших участников, а теперь слово предоставляется нашему известному ценителю мистеру Санторио, который подведет итоги и объявит сегодняшнего победителя. Лучшему исполнителю джазовой импровизации, как обычно, будет преподнесен именной торт, изготовленный французским кондитером мистером Лурье. Сам торт, разумеется, уже ждет, когда на его поверхность будет нанесен последний штрих – имя победителя. Встречайте! Мистер Фред Санторио!
На эстраду поднялся очень пожилой, но удивительно прямо державшийся седой джентльмен, одаривший зал сияющей улыбкой.
– Сегодня я не буду многословен, – произнес он, – ибо всем, я полагаю, и без моих комментариев понятно, кого следует назвать победителем. Участник, сидящий за столиком номер семь, прошу вас выйти сюда.
Сандра как зачарованная смотрела на Санторио и не понимала, что он говорит.
– Александра Николаевна, – прошептал Ицкович, – вас приглашают, идите же! Вы выиграли конкурс!
Если для выступления Сандра шла от столика к эстраде свободно и непринужденно, то теперь ноги едва слушались ее, в точности так же, как и на сцене, когда она заменяла заболевшую солистку Ташкову. Ей казалось, что каждый посетитель ресторана придирчиво разглядывает ее, и каждый такой взгляд словно становился толстой веревкой, накидываемой на ее тело и мешающей идти. Но стоило ей ступить на подиум, как наваждение прошло без следа. Теперь она видела перед собой только улыбающееся лицо седого Фреда Санторио.
– Примите мои поздравления! – сердечно сказал он. – И позвольте узнать ваше имя, чтобы наш кондитер мог написать его на торте.
– Александра Рыбакова.
– Ри-ба-ко-ва, – повторил по слогам Санторио. – Вы не американка, судя по акценту. Откуда вы?
– Я из России.
Санторио под аплодисменты поцеловал ей руку и проводил до столика.
– Где вас можно найти? – спросил он, когда Сандра села.
– В отеле «Три ворона». Но мы завтра уезжаем.
– Мы? – переспросил ценитель джазовых импровизаций.
– Труппа Мазини.
– Так вы из «Мозаики Мазини»? – удивился Санторио. – Но я был на представлении, а вас на сцене не видел. Я бы непременно вас заметил.
– Я не артистка, я всего лишь концертмейстер-репетитор.
Санторио задумчиво посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Ицковича.
– Подумать только… – пробормотал он. – Что ж, через пять минут принесут ваш торт. Если хотите, его доставят прямо в отель. В котором часу вы завтра уезжаете?
– После полудня.